Читаем Танец любви полностью

— Господа кадеты, девочки, прошу!

У нее уже было несколько суворовцев из другой роты, что удивило Димку. Впрочем, одного он знал и по-братски с ним обнялся.

Вечер закрутился быстренько. Мадам Софья к суворовцам благоволила, к тому же была несусветная хохотушка. Суворовцы ее беззастенчиво и нагловато щупали, а она вырывалась и, звонко хохоча, повторяла одну и ту же фразу:

— Господа, только не это…

Вскоре стало еще шумнее. Орал на всю вселенную рок-н-ролл. Лилось на накрахмаленную скатерть вино — и белое, и красное.

Но Димка был недоволен.

— Настоящие солдаты пьют водку.

Анфиса весело подмигнула мадам Софье, и на столе вмиг появилась «Столичная» — по особому заказу.

Димка чувствовал, что пьянеет, ему было тошно, и он лупил кулаком по столу.

— Хочу жениться!

— На ком?

— А черт знает! Кадету все равно!

Ребята быстро смекнули, пошептались с девчонками. У девчонок озорно горели глаза — в салоне мадам Софьи не хватало чего-то пикантного…

…Димка проснулся в постели. Страшно болела голова. Повернулся — и ошалел. Рядом было горячее, томное тело девчонки. Он сразу понял, что это пухленькое, спокойно спящее — не что иное, как мадам Софья. Он тихонечко дотронулся рукой: конечно, голая… Что делать, Димка не знал. Такого в его жизни не случалось: совершенно голая! А голых девчонок он еще не обнимал…

Он забыл про боль в голове и при свете, бьющем в окно, с любопытством рассматривал «бабское» тело…

Мадам Софья чуть-чуть вздрогнула, полуоткрыла глаза.

— Спи.

— А ты откуда?

— От верблюда. Я твоя жена.

У Димки опять заболела голова.

— Какая жена? Я — холостой…

— Ври больше. У меня будет ребенок. Спи.

Димка — откуда силы взялись — мгновенно перескочил через толстушку. И только тут, стоя в комнате перед зеркалом, понял, что он — тоже в чем мать родила. Какая там голова! Он пошарил кругом — одежды не было. Что за штучки?! Толкнув дверь, он выскочил в коридор. Там было относительно светло, кроме того, почему-то стоял в заморских плавках (вылитый Аполлон!) Карсавин. Он не без удивления оглядел Димку.

— Ну как, сладкая?!

— Пошел к черту, дурак!

Тот кисло пожал плечами.

— Ну, как знаешь — она же твоя жена. Старшие ребята говорили, что ничего, сладкая.

— Какая жена?! Как свелся, так и развелся!

— Оно, конечно, так. Но алименты…

Димка, повесив голову, сел голой задницей на прохладный пол и, вытаращив глаза, поманил пальцем Карсавина.

— Чего-то не понимаю…

— Я же тебе говорил, надо с презервативом. Сам виноват!

Помолчав, Димка силился что-то сказать и наконец выдавил:

— Это ты, Карсавин, подстроил?!

Карсавин выпрямился и, усмехнувшись, легонько ткнул Димку ногой.

— Тоже мне кадет! А еще в офицеры лезешь…

Вот когда Димка по-настоящему пожалел, что не было Глеба.

<p>30</p>

Розыгрыш удался, как говорится, на славу. Зато Димка ходил хмурый и обиженный. Саня Вербицкий не понимал, чего Димка мучился: дело-то яйца выеденного не стоило… Родители ополчились… Ну и что? Сам Саня дома чувствовал себя самостоятельным; свое право он отвоевал жестокой схваткой с родителями.

Но Димка еще был «законопослушным». Когда родители узнали, что после парада он сразу же ушел в увольнение, но домой явился лишь на второй день, соврав что-то невразумительное, в доме Разиных начался переполох. С матерью стало плохо. Она гадала, где мог быть ее сын? Конечно, где же он иначе мог быть?! Напрасно Димка уверял, что был у Вербицких… Мать не поверила и продолжала расследование.

— Они у тебя, что — дубы? — допытывался, злясь, Вербицкий.

«Дубы» звонили командиру роты. Слава Богу, нарвались на майора Лошкарева. Афганец не подвел: он успокоил мать размышлениями о том, что Димка еще не испорчен и потому нет смысла бить в колокола. Кроме того, как заявил взводный, он совершенно не советует лезть с этим к ротному — тот может подмочить Димке репутацию, тем более в выпускном классе…

Родители прислушались к майору, но не успокоились и Димке грозили всеми карами. В ответ тот обещал устроить забастовку:

— Буду в училище ходить в наряды, а дома меня не увидите. Гуляйте с собакой на здоровье.

Глеб Сухомлинов на удивление Димки отнесся к нему душевно. Закрывшись в классе, сидя в темноте друг против друга, они чувствовали особенную интимность…

Сухомлинов не мог не вспомнить, как Карсавин жег ему сигаретой руку, и был уверен, что все здесь дело Сереги. Он же аристократ, аристократ-дешевка…

Глеб обнял Димку.

— Не горюй, дружище, и на твоей улице будет праздник. В крайнем случае скажешь: с Вербицким ездили к моей тетке. Скажу ей, она уж не подведет.

Конечно, от Димкиных переживаний жизнь в суворовском не остановилась и шла своим чередом. Но Димке казалось, что наступили черные времена…

Утром на подъеме майор Шестопал вдруг ни с того ни с сего потребовал вытряхнуть мешки со спортивной формой. Посыпались заначки: здесь и сигареты, и сахар «качков», и гражданские тряпки…

Майор приказал дежурному отнести «навар» в канцелярию. А тех, у кого спортформа оказалась грязной, тут же наказал.

Димку и Саню Вербицкого такая участь обошла, но легче не стало. Оба получили наряд на кухню: Саня — официантом, Димка — посудомойщиком.

Перейти на страницу:

Похожие книги