Там, за передним краем

Лежит, прислушивается. Одна. Наташи совсем не слышно. Переговариваться нельзя: могут засечь. Разные мысли приходят. Всплывают воспоминания. Однажды ночью ей довелось оказаться «в обществе» более двухсот гитлеровцев. Это в Белоруссии. Их тогда много выходило из «котла». Бродили группами по лесам, болотам. «Завоевателей» вылавливали, отправляли в лагеря для военнопленных. Одна из таких групп после короткого боя сложила оружие. Были уже сумерки. Конвоировать поздно, да и некому: солдаты, участвовавшие в схватке, ушли на выполнение другого задания. И тогда решили: освободить от стульев помещение сельского клуба и на ночь поместить в нем пленных. Охранять поручили девушкам-снайперам. Немцы сидели на полу. Вставать им не разрешалось. А в середине с винтовкой — часовой. Одна. Три часа. До сих пор помнятся устремленные на нее взгляды. В одних — зло, в других — усмешка, в третьих — пустота, безразличие. Попробуй узнай, что у каждого на уме. Ведь рядом сидят. Дернут за ногу, выстрелить не успеешь, придушат и — в лес. Жутковато, но ничего, ночь простояли, утром всех пленных отконвоировали на пункт сбора.

Неожиданно сзади и чуть в стороне вспыхнула перестрелка. Ударили автоматы, пулеметы. «Это же около наших траншей», — определила Дина. Заговорили крупнокалиберные с вражеской стороны. Им ответили наши. С тонким посвистом проносились над снайперами пули. И с той, и с другой стороны.

«Вот так же было, — вдруг вспомнилось Дине, — когда мы с Машей Коростылевой на нейтральной полосе полезли в гороховое поле. Хороший был горох, зеленый, вкусный. Увлеклись, забыли обо всем. И тут — пулеметная очередь, другая, десятая… Сначала фашисты, потом наши. Шпарят с обеих сторон. Хорошо, что была глубокая воронка. Спрятались в ней и до вечера пролежали. А как стемнело — домой. Никому не сказали, а то бы влетело по первое число. Да и сами поняли: детские шалости до добра не доведут.

Вспыхнувшая перестрелка так же резко оборвалась. Продолжалась она не больше десяти минут. Что бы это могло значить? Во всяком случае, нужно быть настороже. Приникла к земле. Даже дышать старается тише. Лежит, прислушивается.

Чу! Будто трава сзади мокро зашуршала. Повернула голову. В пелене дождя и тьмы вроде мелькнули две тени. Как раз там, где лежит Наташа. А может, померещилось? Секунда, другая… По сердцу резанул сдавленный вскрик. Потом послышалась возня. Донеслась негромкая немецкая речь, из которой Дина уловила лишь два слова: «руссиш снайпер».

«Да это же немецкие разведчики наткнулись на нас! — обожгла догадка. — Отходили от переднего края и наткнулись. Что же делать? Сейчас они уволокут Наташу. Меня пока не видят».

Тихо, чтобы не раздался ни один звук, подняла винтовку и вместе с поворотом головы стала перемещать ствол влево. Возня продолжалась. Наверное, Наташа выворачивалась, пока оставались силы. Но вот на какое-то мгновение там стихло. Один из фашистов приподнялся. Дина, почти не целясь, потянула за спусковой крючок. Грохнул выстрел. Гитлеровец как бы в удивлении на миг замер и тут же свалился на землю. Другой, скручивавший Наташе руки, оторопело оглянулся. Этим мгновением и воспользовалась Самсонова. Изловчившись, она со всей силой ударила его ногами в живот. Он откинулся назад, скорчился, но через секунду с диким воплем снова кинулся на нее. Подмяв под себя Наташу, фашист схватил ее за горло и стал душить.

На помощь ей бросилась Дина. Не успел разведчик повернуться, как она с ходу двинула его прикладом в скулу. А ростом и силой бог ее не обидел. Гитлеровец будто ногу на льду подвернул. Хлоп — и лежит. Дина на него. Притиснула, а он вроде и не дышит.

Тут Наташа завозилась, подняла голову, мычит что-то. «У нее же кляп во рту», — догадалась Абрамова. Не слезая с фашиста, дотянулась рукой, выдернула. Наташа слова сказать не может, плюется, ее тошнит. Наконец выговорила:

— Сволочи! Не могли уж чистую найти. Сунули в рот такую вонючую, как и сами. — Приподняла голову. — Помоги мне развязать руки. Вот же стервецы, как незаметно подкрались. Я опомниться не успела, как один прыгнул на меня и рот зажал. А все потому, что размечталась, черт знает куда в мыслях занесло. Тебе спасибо. Всю жизнь перед тобой в долгу буду.

Оглушенный немец зашевелился. Дина схватила его за шиворот, слегка приподняла голову.

— О, да он жив!

— Куда ты дела эту вонючую тряпку? — Наташа стала шарить руками. Нашла. — Ну-ка, подержи его. Пусть теперь сам попробует, какой у нее вкус. — Одной рукой сдавила вражескому разведчику скулы, другой затолкала кляп в его чуть приоткрывшийся рот.

— Может, кокнем его и дело с концом? — предложила Дина.

— Да ты что? В уме? Держи ремень, сейчас скрутим ему руки, пока совсем не очухался, и домой.

— А как же охота? Задачу-то мы не выполнили?