Талтос

Он заявил, что должен увидеть роженицу.

Конечно, если бы доктор знал, что девушка собирается везти его вот в таком лимузине по неровным дорогам, посыпанным битыми ракушками, прямо в грозу и ему придется держать на руках младенца, он бы настоял на том, чтобы ехать следом за ней в своем пикапе.

Когда Мэри-Джейн показала на лимузин, доктор подумал, что у девушки есть водитель. Это ведь был новейший автомобиль, длиной в двадцать пять футов, если не больше, с окошком в крыше и тонированными стеклами, с плеером и, черт побери, телефоном! А эта юная царица амазонок в грязном белом кружевном платье, с забрызганными грязью голыми ногами в сандалиях уселась за руль…

— И вы мне хотите сказать, — прокричал доктор сквозь шум грозы, — что вы, имея вот такую большую машину, не могли привезти маму этого малыша в госпиталь?

Малыш выглядел совсем неплохо, слава богу, ему было, наверное, около месяца, прикинул доктор, и, конечно, он был недокормлен! Но в остальном все было в порядке, дитя сейчас спало на дне ящика для льда, закутанное в дурно пахнувшие одеяла. Вообще-то, от этих одеял воняло виски.

— Боже мой, Мэри-Джейн Мэйфейр, помедленнее! — сказал наконец доктор.

Ветки деревьев грохотали по крыше машины. Доктор отпрянул, когда пучок мокрых листьев хлопнул прямо по окошку. Девушка гнала машину как ненормальная, и нервы доктора были на пределе.

— Ты разбудишь ребенка!

— С этим ребенком ничего не случится, — ответила Мэри-Джейн.

Юбка задралась на ее бедрах так, что стали видны трусики. Эта молодая женщина была весьма привлекательной. Доктор был почти уверен, что это ее собственный ребенок и она намерена сочинить какую-нибудь дурацкую историю вроде того, что его подбросили на порог ее дома. Но нет, там, в болотах, действительно скрывалась его настоящая мать. Доктор собирался написать об этом случае в мемуарах.

— Почти приехали! — крикнула Мэри-Джейн, едва не врезавшись в бамбуковые заросли слева, но успев вывернуть руль. — Ну, теперь вы сами отнесете детку в лодку, да, доктор?

— Какую еще лодку?

Но доктор уже прекрасно понял, о какой лодке речь. Ему не раз рассказывали об этом старом доме и убеждали непременно съездить в Фонтевро просто для того, чтобы его увидеть. Глядя на этот накренившийся в западную сторону дом, трудно было поверить, что он стоит до сих пор. И подумать только, что этот клан продолжает там жить! Все знали, что Мэри-Джейн Мэйфейр, в последние полгода являвшаяся в город в обычных своих белых шортах и футболках, понемногу опустошала местный универмаг «Уолмарт», занимаясь ремонтом дома для себя и своей бабушки.

Впрочем, доктор признавал, что она была очень хорошенькой, пусть даже и в ковбойской шляпе. У нее была самая высокая грудь, какую только ему приходилось видеть, и губы цвета розовой жевательной резинки.

— Эй, вы ведь не напоили ребенка виски, чтобы он помалкивал? — резко спросил доктор.

Сосунок похрапывал, и на маленьких розовых губках крохи вздувались большие пузыри. Бедное дитя, ему придется расти в таком месте… Девушка не позволила доктору даже осмотреть ребенка, заявив, что бабуля уже все сделала. Бабуля! Надо же!

Лимузин замер на месте. Дождь продолжался. Далеко впереди доктор едва мог рассмотреть дом и большие листья зеленых пальм. Но в доме горел электрический свет — хоть это было хорошо. Кто-то ему говорил, что в этом доме вообще ничего нет.

— Я сейчас возьму зонтик и буду держать над вами, — заявила девушка, захлопывая за собой дверцу машины, раньше чем доктор успел сказать, что предпочел бы дождаться, пока дождь кончится.

И тут же дверца с его стороны распахнулась, и ему ничего не оставалось, как взять ящик для льда, заменявший колыбельку.

— Вот, набросьте полотенце, а то кроха промокнет! — сказала Мэри-Джейн. — И бегом к лодке.

— Я лучше просто пойду, — ответил доктор. — Если вы будете так добры и укажете мне путь, мисс Мэйфейр.

— Только не уроните его!

— Прошу прощения! Я принимал роды в Пикаюне, штат Миссисипи, за тридцать восемь лет до того, как очутился в этом богом забытом краю!

«А почему я вообще сюда приехал?» — подумал доктор в тысячный раз, тем более что его новой маленькой женушки Эйлин, родившейся и выросшей в Наполеонвилле, не было рядом, чтобы напомнить ему об этом.

Боже праведный, это оказалась огромная, тяжелая алюминиевая пирога, и даже без мотора! Но дом виднелся впереди, все в порядке, и он был цвета плавника. Пурпурная глициния полностью опутала капители колонн и уже забралась на балюстраду верхнего этажа. Деревья вокруг стояли так густо, что доктор на мгновение забыл о дожде. Зеленый туннель подводил прямо к высокому парадному крыльцу. Свет наверху. Прекрасно! Какое облегчение! Если бы доктору пришлось бродить по этому местечку с керосиновой лампой, он бы свихнулся. Может быть, он уже сходил с ума, пересекая этот тухлый пролив вместе с безумной молодой женщиной, направляясь к дому, который был готов утонуть в любую минуту.