Таксидермист

Погруженный во тьму старый дом, когда-то унаследованный от деда с бабкой, выглядел не так, как обычно. В нем что-то скрипело, по углам таились загадочные тени. Томек встал с постели и вышел из комнаты. Папа спал один, на краю кровати, свернувшись в клубок. Одетый. Мама спала в комнате Йоли, судорожно обнимая дочь. Мальчик спустился вниз, в окутанную мраком столовую. Перед ним маячила колючей хвойной пирамидой елка, черная и мертвая. Электричество стоит дорого. В окнах других домов мерцали туманности разноцветных лампочек, несмотря на позднее время, оттуда слышался смех, иногда ветер доносил распеваемые хором колядки. Но там Рождество было настоящим. Здесь же это был лишь день в календаре.

И тут Томек увидел его – святого Николая. Сперва подумал, что это отец проснулся, надел красную куртку, которую после праздников придется сдать в агентство, и пошел чего-нибудь выпить из холодильника. А потом ему показалось, будто это грабитель, поскольку коренастый бородатый мужчина с красными щеками ничем не напоминал отца. А затем Томек увидел, что стоящая у открытого холодильника фигура, похожая на гнома-переростка, совсем как в рекламе, слегка просвечивает. И тогда понял, что, похоже, все-таки спит. Николай выпил молока, поставил упаковку в холодильник и взглянул на Томека. Глаза его фосфоресцировали зеленым, будто у кота, что выглядело довольно-таки жутковато. Мальчик смотрел на него, чувствуя, как по спине бежит холодок, и почти не сомневаясь, что сейчас проснется. Слышался звон – ритмичное позвякивание множества жестяных колокольчиков, будто на конской упряжке. Напевая что-то себе под нос, Николай прошел мимо стоявшего в коридоре Томека и направился в гостиную. Но то, что он напевал, хоть и имело знакомую мелодию, лишь звучало как колядки. Томек ошеломленно понял, что тот поет… рекламу. «Побежим все за кредитом!» «В супермаркет – все с купоном!»

Лампочки на елке вспыхнули красным и золотым, полупрозрачный Николай возился рядом, раскладывая просвечивающие, ненастоящие пакеты. Похоже, там был мобильный телефон – комплект по акции, проигрыватель компакт-дисков – в рассрочку по специальным тарифам под низкий процент. Все ненастоящее и за все пришлось бы платить еще долго после праздников. И из этого никак не следовало, что к ним должно было вернуться Рождество. То были всего лишь вещи, к тому же нереальные.

То же мне, называется, – устроил чудо.

Томек стоял замерзая в одной пижаме и чувствовал, что сейчас расплачется.

– Ты ненастоящий, – с горечью прошептал он.

«Машина стиральная, для всех идеальная, купи себе новую в креди-ит!» – пропел тот в ответ.

И тут, неведомо откуда, в комнату вошел очередной гость. Он выглядел похоже и вместе с тем совершенно иначе. Вместо красной куртки с меховой оторочкой и шапки с помпоном, на нем была переливающаяся фиолетовым блестящая мантия, на голове – какой-то странный убор, похожий на высокий заостренный вареник, и он опирался на изогнутый на конце посох. У него тоже была седая борода, но на этом сходство заканчивалось.

Томек вдруг, сам не зная как, понял, что перед ним Николай Чудотворец, епископ города Миры в провинции Ликия. Тот самый, который тайком подбрасывал мешочки с золотом в дом одного бедняка, не имевшего возможности выдать замуж своих дочерей. Мальчик никогда об этом не слышал, но теперь вдруг узнал, будто кто-то нашептал ему на ухо.

Николай в красной куртке изменился в лице, и от его добродушного облика ничего не осталось. Фосфоресцирующие глаза сверкнули как у тигра.

Он медленно выпрямился, сжимая в руке полосатую сахарную трость, но держал ее угрожающе, будто нож.

– Да убоится сила… – процедил он.

Третий Николай поднял свой посох и отчетливо, громко крикнул:

– АПАГЕ![22]

Его противник яростно зашипел, словно разъяренный кот.

А потом – исчез. Осталось только облако дыма с запахом бенгальских огней.

Святой присел перед Томеком и достал из-под мантии что-то похожее на золотой елочный шар, но сотканное из света. Мальчик протянул руку. Шар залил его пальцы холодным золотом, жидким словно ртуть, и исчез. Томек почувствовал, как золото вливается теплом в его душу, неся радость и надежду. Николай взял его за руку и повел по лестнице наверх. Томек увидел, как точно такой же шар, переливающийся золотистым сиянием, плывет в ночной тишине и опускается на голову спящей Йоли. Девочка внезапно расслабилась, будто лопнул сжимавший ее невидимый обруч, пошевелилась на подушке, и дыхание ее стало легким и спокойным. Следующий золотой шар предназначался маме. Потом они пошли в комнату, где в одиночестве спал тревожным сном отец. С ладони Николая поплыл очередной светящийся шар, и папа, вздрогнув, улыбнулся во сне, а потом спокойно захрапел.

Епископ наклонился к Томеку и поднял два пальца. И наступила темнота.