Замок стоял на пологом холме, возвышался над пастбищами, окруженный небольшими серыми скалами. Он был стар. Очень стар. Его много раз перестраивали в соответствии с очередной модой, но под всеми современными фавнами, дриадами и колоннами еще можно было разглядеть мрачную глыбу из отесанного камня и восьмиугольную башню, торчавшую над окрестностями будто каменный палец. Столь же стара была и оборонительная стена, хотя она успела обрасти вьющимися розами, а ее вершину отделали современными волнообразными зубцами.
У ворот стояли несколько жандармов. Спрыгнув с седла, доктор бесцеремонно бросил поводья одному из них. Дурвиль потянулся, чувствуя боль в крестце, и тоже спешился.
– Кто-нибудь входил внутрь? – строго спросил Лакруа.
– Тот молодой лейтенант, – неуверенно ответил сержант. – Я ему говорил, что господин доктор запретил. Теперь он блюет у стены.
Расстегнув сумку, доктор порылся в ней и протянул коннетаблю флакончик.
– Дайте ему понюхать, но не подносите близко к лицу. Пусть слегка очухается. Потом пусть придет ко мне. Дам ему глоток рома с опиумом.
Они вошли во внутренний двор.
– Я сумел добиться ареста Зверя лишь потому, что начались процессы жирондистов. Но до меня уже доходили слухи, будто он успел найти могущественных друзей среди якобинцев. Сейчас наверняка окажется, что он невиновен. Вам стоило видеть, как извивался Саррат. То был единственный случай, когда у прокурора имелись сомнения. Его убедил лишь народ, пришедший с вилами к мэрии.
– У него есть время до завтрашнего рассвета, – сухо заметил Дурвиль, подтягивая чулок.
Внутри замок выглядел как любое родовое имение. Полы, портьеры, вазы и белая с золотом мебель. Стулья. Множество стульев. Портреты.
За фортепьяно кто-то сидел.
Положив фуражку на крышку инструмента, лейтенант жандармерии бренчал одним пальцем какую-то монотонную грустную детскую мелодию. Подойдя ближе, они увидели, что глаза его полны слез.
Они шли по винтовой лестнице в старой части замка, уходившей куда-то в глубь земли. Вокруг все было разукрашено изящными арками, обросшими башенками и пинаклями, розетками и языками пламени. Очень старыми.
– Тут полно коридоров, – объяснил шедший впереди доктор. – У меня не сходилось – форма здания предполагала больше помещений, чем можно найти внутри. Мы на месте.
«На месте» означало нишу в повороте коридора, ведшего из ниоткуда в никуда. В нише стояла статуя рыцаря в полных доспехах, державшего два скрещенных меча.
Поместив свечу в настенный подсвечник, доктор вставил три пальца правой руки в треугольную розетку на стене. Раздался металлический треск.
– Мэтр, видите ту горгулью? Возьмите ее за голову и потяните как следует на себя.
Дурвиль послушался. В ответ снова раздался лязг старого засорившегося механизма.
– Теперь нужно повернуть нишу с рыцарем, и можно пройти, – сообщил проводник.
Ниша оказалась цилиндром, который, по мнению Дурвиля, вращался на железной оси, поскольку с легкостью поворачивался.
– Чувствуете?
– Затхлая кровь, трупный запах, розовая вода и ладан, – перечислил Дурвиль. – Даже мертвец бы почувствовал.
– Хотите платок на лицо?
– Шутить изволите, доктор? Какой бы из меня был палач, если бы я боялся вони? Моя профессия смердит хуже, чем занятие гробовщика. Куда мы идем? Это какая-то часовня?
– Да. Старая часовня. Мы входим по тайному проходу через боковой неф, поскольку главный вход замурован. Столь тщательно, что даже следов не увидеть. Когда-то давно замок принадлежал старинной еретической секте – альбигойцам. Не знаю, были ли у них какие-то часовни, но это помещение с тех времен. Потом им владели тамплиеры. Позже тут находилась родовая часовня Кольеров де Шаверон, а теперь вот это.
Высокий главный неф, окруженный колоннадой, наводил на мысль о церкви. Там даже стоял алтарь, но на этом сходство заканчивалось. Ни в одной церкви не украсили бы стены столь развратными скульптурами, пол не покрывали бы каббалистические круги, и крест не висел бы вверх ногами. На полке за алтарем, на серебряной с изумрудами подставке, стояла отрезанная голова, выглядевшая совершенно свежей и снабженная надписью «Caput XVII».
– Под нами подземелья, в которых я нашел останки сорока женщин. Часть из них была распята. От части остались только кости. Клочья, куски. Не знаю, каким образом. Видите, мэтр, этот алтарь? Обратите внимание на канавки, ведущие к бассейну в полу, на кольца по краям, на выдолбленные посередине очертания. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Это было пыточное ложе, а никакой не алтарь, – глухо проговорил Дурвиль. – По этим канавкам стекала кровь. Ее собирали в том бассейне и что-то с ней делали. – Он понюхал сделанный из нижней половины черепа кубок. – Ее пили. В числе прочего. Может, и купались?