Таксидермист

Сомнение второе: допустим, существует некий особый пациент, у которого болезнь заблокировала в памяти нечто крайне важное. Для него могли бы построить дачу в Сибири, даже бутафорский городок, но не в такой же дали. Ведь до этого твоего Уйгурска два часа пути. Его построили бы в нескольких сотнях метрах, где-нибудь за холмом. А прежде всего – такого пациента нельзя оставлять одного. Тебе пришлось бы жить под наблюдением, по крайней мере, иметь в двухстах шагах дружелюбного соседа, который заглядывал бы в гости хотя бы раз в день. А кто знает – может, и соседку? Ведь ту тайну, которая им так важна, ты можешь выдать в любой момент, рассказать во сне или мимоходом. Тем временем никто над тобой не работает. Никто тебя не охраняет. Откуда они могут знать, что ты все еще тут сидишь? Может, ты нажрался и замерз под дровяным сараем? Может, пошел в тайгу? Повесился под потолком на подтяжках? Может, им важно не то, что ты знаешь, а чтобы тебя спрятать, как человека в железной маске? В таком случае они и дальше должны тебя охранять. Как сокровище, как зеницу ока. И речи быть не может, чтобы я просто так вбежал в эту твою зону, будто в собственный сад. А еще – я видел тут ружья. Тебе дали оружие? Невероятно.

– Так что, собственно, из этого следует? Я был прав? – Корпалов закрыл книгу, ощущая смешанную с облегчением идиотскую злость. – С самого начала?

– С этим я тоже не могу согласиться. Я слишком многое помню. Слишком много подробностей. В таких условиях, как ты рассказывал, я, возможно, сошел бы с ума. Может, лишился бы памяти, но уж точно не обрел бы набор воспоминаний о первых двадцати с лишним годах жизни. Я рассказывал тебе только то, что относилось к делу, но я помню и миллионы других вещей. Обычных, повседневных. Я помню, как выглядела моя лаборатория, дом, что лежало в ящиках стола, какова была на вкус первая девушка, как мне нравилось выезжать на Неву в отпуск. Ничего не поделаешь, брат. Твои соцамериканцы могли бы прополоскать мне мозги, могли превратить меня в дурачка. Но это выглядело бы иначе. А насчет моего бегства с Аляски… Ой, не знаешь ты, брат, Сибирь… Пешком по льду… На байдарке, потом тысячи верст голого фирна, на пятидесятиградусном морозе… Что я должен был есть, камни? Запивая снегом? Срать изваяниями? Забудь, Андрюша. Это просто невероятно.

– Значит, мы оба свихнулись? Или что?

– Я же говорил – когда-то я был физиком. Нужно рассуждать по-научному. – Гость сел на табурет, налил себе чаю из самовара и старомодно отхлебнул, держа во рту кусочек сахара. – Есть возможность, хотя она и звучит совершенно неправдоподобно, что оба мы говорим правду. Никто из нас не сошел с ума. Настоящие и твои пластиковые рубли, и мои беломорины, и твои документы, и мой бушлат. Никто не сошел с ума.

– И каким же образом?

– Есть два мира. Твой и мой. Две планеты, идентичные во всех отношениях, но отличающиеся в деталях. Возможно, их разделяет целый космос. А может – существует и такая теория – они находятся в разных измерениях. Параллельных. Если верить этой теории, существует бесконечное множество таких миров, отличающихся тем или иным выбором. Есть мир, в котором я выпил не чая, а кваса, и такой, в котором я вылил его себе на голову. Наши миры где-то разошлись. Может, виной некое мелкое событие, из-за которого не случилась революция, а может, еще что-то, раньше. Нам пришлось бы сравнить известные нам версии истории. Достаточно того, что судьбы людей пошли там полностью иначе. И каким-то образом я сумел перейти из своего мира в твой. Не знаю, как. Трудно придумать. Может, меня там все-таки убили? А может, потому, что это Сибирь? Никто на самом деле не знает, что тут может быть и какие она скрывает тайны. Скажем, я вбежал в священный круг эвенков? А может, это все-таки некое физическое явление? В физике существуют теории, что между двумя точками можно путешествовать вне пространства-времени. Эффект Однокаменцева – Снегова. Естественно, теоретически. Что, если проходы между измерениями в самом деле есть? Не смотри на меня так. Эта теория нисколько не безумнее, чем предыдущие. Неважно, каким образом можно перейти. Важно, что в соответствии со всем нами сказанным должны существовать два мира.

– И что из этого следует?

– То, что мы в твоем мире. Либо этот дом и его окрестности зашвырнуло в мой, что было бы уже совсем нехорошо. Но, куда вероятнее, перешел именно я. Тогда, в том тумане.

– Выглядит как полный идиотизм, – заметил Корпалов. – Но вместе с тем это первая твоя теория, которая мне нравится. Я в самом деле предпочту поверить, будто в Сибири есть Бермудский треугольник, чем в то, что я выдумал все окружающее.

– Так что никаких орденов не будет. Никто меня здесь не ждет. У меня нет здесь дома, но, по крайней мере, я от них сбежал. В соответствии с этой теорией ГУЛАГ остался далеко. По другую сторону космоса или в другом измерении. Как бы было хорошо… Найдется в твоем мире место, скажем, физику, потерявшему память?