Таксидермист

Корпалов боялся снова заснуть. Ему хотелось опорожнить мочевой пузырь, выпить стакан теплого молока, выкурить сигарету в чистой кухне с ониксовыми столешницами, среди симпатичных глиняных сосудов для приправ и шкафчиков из финской березы.

В кухне горел свет, заливая ярким сиянием царивший там разгром, который наводил на мысль об атаке изголодавшихся троглодитов или бешеной росомахи. Разорванная пустая коробочка из-под копченого овечьего сыра, распотрошенная упаковка с остатками ветчинного паштета, надкушенная плитка шоколада, пустая коробка из-под масляного печенья, остатки упаковок с колбасой, хлебом, маргарином, отпитое масло из оливок, расплющенные пустые тюбики из-под сгущенного молока и пасты из копченого лосося.

Помимо следов поспешного дикого пиршества, на котором салями пожирали вперемешку с клубничным вареньем, а чесночный творог с медом, в кухне обнаружились также другие тревожные следы, наводившие на мысль о неких внезапных и таинственных событиях. Опрокинутая кружка, из которой пролился на пол говяжий бульон, оставив жирное пятно. Приоткрытые дверцы шкафчика, из которого полетели на пол коробка макарон и банка с чаем. Банка растворимого кофе, которая закатилась под стол, отметив свой путь полукругом коричневого порошка. Бесценная для гостя сигарета, одиноко догоревшая на краю стальной раковины и превратившаяся в валик пепла. Опрокинутый табурет.

Машинально поставив табурет на место, Корпалов вышел из кухни. В ванной тоже горел свет, оттуда доносился шум текущей из крана воды и звуки судорожной рвоты, а затем странные всхлипывания или спазмы неудержимых рыданий.

Он постучал в дверь:

– Эй! Всё в порядке?

Ответа он не получил, но услышал успокаивающие, вполне обычные звуки. По полу зашаркали тапочки, поток воды утих, гость шумно высморкался.

Корпалов посмотрел на брусчатый потолок, призывая небеса в свидетели своих мук, и принялся наводить порядок в кухне, ругаясь про себя.

– Прошу меня простить, но я проснулся такой голодный… – пробормотал извиняющимся тоном гость. – Я сейчас…

– Да вы с ума сошли! – рявкнул Корпалов. – Вы что, на тот свет торопитесь? Я же объяснял – нельзя перегружать желудок! Совсем как ребенок! Мне что, сторожить вас, или как? Хорошо еще, что проблевались. – Он замолчал, с ужасом поняв, что в глазах Ивана Ивановича стоят слезы.

– Как ребенок… – всхлипнул тот. – Скорее уж как зверь… Господи, что со мной стало… Но, поймите, я вовсе не дикарь. Лагерь убил во мне человека, к тому же я пережил вчера собственную смерть…

– Воистину… – покачал головой Корпалов. – Если бы я подъехал на пару минут позже…

– Я не об этом… Меня вчера должны были расстрелять… Потому и вывели за зону, в тайгу.

– Расстрелять? За что?

– Ни за что! – яростно бросил Иван Иванович. – В назидание, за невыполнение нормы. Каторжник – рабочая скотина. И если скотина уже не приносит пользы, а сама помирать не хочет, то ее убивают. И теперь тоже! Может, не сотнями, но время от времени. Кто им запретит?

– Господи… – в ужасе проговорил Корпалов. – Без суда? А что другие люди? Ведь у этих заключенных есть какие-то родные, друзья… Никого не интересует их судьба?

– Нет, – жестко ответил Иван Иванович. – Я не смогу вам все объяснить. Это мне не по силам. Как будто объяснять такие вещи ребенку, вот только детям про такое говорить нельзя. Вы столь невинны в своем безумии, что мне не хочется рушить ваши иллюзии. Идем спать. Утром поговорим.

– Я дам вам снотворного, – сказал Корпалов.

* * *

Внезапно проснувшись, Корпалов сел на постели, понятия не имея, день сейчас или ночь. За окном завывал ветер, дергая ставнями. Снежная буря не утихала. Он зажег свет и решил почитать в кровати, но тут же вспомнил несчастного Ивана Ивановича и начал теоретически размышлять, что делать, если тот ночью умер. К тому же книги остались в багаже, а под рукой не нашлось ничего интересного, кроме дешевого карманного издания «Войны и мира». В конце концов он решил спуститься вниз, приготовить что-нибудь поесть и назвать это завтраком. Несколько часов в самолете, а потом поездка через замерзшую пустыню, где от смерти его отделяла лишь исправная работа двигателя, наконец, странная спасательная операция и живущий в мире параноидального бреда безумец – все-таки многовато для первого дня отпуска в сибирской глуши.