Так громко, так тихо

Начальница, глядя на неровную пачку исписанных А4, жужжит:

– Лишние телодвижения… Упущенное в никуда время… Столько бумаги на бланки потратили… Мартышкин труд…

– Трагедия, не иначе, – перебиваю я.

– Не ерничайте, коллега!

– Не ерничаю, коллега! Экономия бумаги – не повод для шуток! Свят! Свят! Свят!

* * *

Остаток рабочего дня проходит в тишине и покое, и это воистину превосходный остаток суматошного дня.

* * *

Ровно в семнадцать тридцать командирую в забытье компьютер. Облегчаю страдания издыхающего принтера. Убираю в тумбочку миллион заметок. Достаю наушники. Включаю рок.

Хард-рок.

Ощущаю себя бунтаркой.

Е-е-е-е.

Воздух на улице прохладен и свеж.

Е-е-е-е.

Мелкий дождь расчесывает лохматые волосы. Бахнуть их в фиолетовый?

Не-е-е-е.

Грязные флаги административного округа трепыхаются под скрим.

На бульваре, под изогнутым фонарным столбом, сумасшедшего вида старушка кормит птиц. Под скрим.

Таксисты в ярко-бордовой пробке высовываются из окон и поливают друг друга матюками. Под скрим.

Восславим же царствие музыки, избавляющей род людской от словесного хлама рода людского?

Восславим же.

Попутный ветер ускоряет шаг. Пестрые бензиновые пятна подбираются к серым бордюрам, к черным кроссовкам, к лавине туристов из Азии, к группе журналистов, собравшихся в центре бульвара и заклеивших изолентой немые рты.

Напуганная сумятицей и прицелами камер видеонаблюдения, подхлестываемая дронами, слившаяся с не-думающими-не-замечающими, тороплюсь в убежище, чтобы спрятаться.

Хорошо в убежище.

Не то что на работе.

В убежище – сериал-антология по мощным, оголенным, мрачным комиксам, а сюжет его (ух, сюжет!) интересен ровно настолько, насколько неинтересна моя расчлененная на терми́ны жизнь.

Жизнь моя попахивает одиночеством и неполноценностью.

Сильно так попахивает.

Воняет почти.

В жизни моей – жизни самостоятельной девушки, не гордости и не позора семьи – наиболее значительные моменты случились задолго до этих дней; до этих тупых, однообразных дней, в которых я вдруг устремляюсь в минус, открываю новые кредитки, беру маслины по акции и проверяю сроки годности на картонных упаковках обезжиренной молочки.

В сутках – быстротечных, похожих, как два ярлыка одной безымянной папки, – письма самой себе, единственному товарищу:

«…мне так дерьмово. так накрывает. ни заботы, ни объятий, ни секса.

я хочу просто с симпатичным парнем сходить на свидание. ощутить, как трепет разрастается в животе. как руки трясутся от волнения. как достают зеркало за четыре переулка до условленного места, чтобы поглядеть: не спутались ли волосы, не блестит ли нос, не испачкала ли красная помада белые зубы.

два века минуло с тех самых пор, как я взаправду была с кем-то, была чьей-то, была насущной; как я вступила в орден стальных, но не самодостаточных; как решительно починила смеситель (мужество высшей марки, гениальный самоучка) и прошла посвящение.

память – странная штука. замечательная штука.

сглаживает углы.

полирует зарубки.

стирает лица.

оставляет только флешбэки, смазанные фотографии, слова, слова, бесконечные слова, крики, шлюха, сука, пощечины, заниженную самооценку, что с тебя взять – ты же гуманитарий, ты же полгода как безработная, уходи, не уходи, кто ты без меня, что ты без меня, я тебя одевал, я тебя кормил, я в тебя инвестировал, а ты, а ты, покажи чеки, разжуй транзакции, верни купленные мною кроссовки-косметику-алоэ, смотри – твои лосьоны и бальзамы в унитазе, прости, это не насилие, это опека, это любовь, букет, кольцо, согласись сгоряча, взвесь, передумай, прими извинения, поверь, что рука моя никогда больше не поднимется, слова, слова, монохромные сновидения, после них такая тяжесть в груди, такое похмелье, дура-дуреха, а говоришь, что забыла, простила, отпустила, оправдала за сроком давности, кто теперь по правую сторону от него засыпает, сдирает кожуру с манго, сдирает эпидермис, манго, манго, вкус совместного завтрака, вкус возникшей между нами стены.

но не в этом суть.

суть в том, что я вроде бы понимаю, что проблемы мои – не самые-самые.

не рак какой-нибудь.

не жажда и голод под палящим солнцем африки.

не бомбежка городских кварталов, как в той стране восточной.

и даже не киста над семеркой или шестеркой.

но от понимания этого – ни разу не легче.

ни разу. не легче.

и вообще, сравнения эти – отстойные. ужасно бесят эти сравнения. бесят и те, кто их втирает. что за хрень они втирают…»