…меня лишат премии, из которой состоит шестьдесят процентов моей зарплаты, ведь оклад установлен в соответствии с минимальным размером оплаты труда;
…меня загнобят замы и рано или поздно вынудят написать заявление (уже точно по собственному);
…на меня надавит профсоюз, в который я ежемесячно «добровольно» отчисляю клок подачки с барского стола – и, как думаете, что заставит сделать?
С приказом ознакомлен.
С записью в трудовой согласен.
Отдаю сотруднику трудовую книжку.
– Работать – от слова «раб», – говорит он, улыбаясь. – Увольняться – от слова «вольная». Смекаете?
Смекаю ли?
Глаза у него ясные. Живые.
И кеды классные. Не туфли уродские, как у этих зануд гладкошерстных.
– Покиньте нейтральную зону, – подмигивает и обольщает опасный элемент. – Влейтесь в шайку маргиналов. Заразите правдолюбием испуганных и нерешительных.
– Молодой человек! – взвизгивает начальница. – Не распространяйте свою ересь! Не вздумайте влиять на зыбкие умы моих подчиненных!
Смекаю: он – бельмо на глазу учреждения.
Также смекаю: я – конкретный изъян в аскетичном интерьере.
Почему мы не пересеклись раньше? Почему не сконнектились? Ах да, разные этажи, разные коридоры, разные столовые комнаты – почти непреодолимые препятствия.
Отложив на время бумажную волокиту, мониторю сайты по подбору персонала. Читаю резюмешки. Оцениваю практический опыт и должностные обязанности. Смеюсь над дополнительной информацией: инициативность, исполнительность, обучаемость, репродуктивность. Удивляюсь фотографиям: как можно выкладывать такие идиотские фотографии?
С шашлыками. С фильтрами-кошачьими-ушками. В спортивных костюмах.
В машине. На машине. У машины.
Дескать, поглядите.
У меня машина есть, есть машина.
Я – классный.
Я – молодец.
Ответственный работник. Порядочный человек. Примерный семьянин.
Хотя бы один из толпы ответственных, порядочных, примерных отмежевался кристальной честностью.
Так и так, машина куплена в кредит.
Семья – развод, алименты, непутевые встречи по выходным.
Работник из меня так себе, да и человек, в общем-то, тоже.
Но нет.
Все сплошь ответственные, порядочные, примерные.
Все погрязли в самообмане.
На отклики адекватных с виду людей мысленно откликаюсь: бегите, глупцы! – и с легким сердцем отклоняю их достойные кандидатуры. Уберегаю от участи прискорбной. Лучи добра посылаю: идите с миром, други, идите с миром.
Остальных соискателей подвергаю русской рулетке: открыть, переслать руководству, получить ответ:
Ровно в семнадцать тридцать выключаю компьютер.
Складываю документы напечатанным вниз, ратуя за сохранность персональных данных.
Наклоняюсь. Переобуваюсь. Разминаюсь.
Пора тика́ть.
Тика́ю.
Температура упала ниже нуля, и воздух на улице стал изумительно прохладным и свежим.
Синие трамваи дребезжат на поворотах, маленькими жучками ползут по стебелькам изогнутых рельсов. Маршрут за маршрутом. Маршрут за маршрутом. Не отклоняясь. От остановки к остановке. От депо до депо. Строго по расписанию. Не спасаясь застроенными окраинами и дремучими чащами за извилистыми эстакадами.
Аптеки, цветы, шаурма в сырном лаваше и кофе с собой взрываются неоновыми вывесками. Я враз вспоминаю, что сегодня во время обеденного перерыва некогда запрещенное приложение выложило очередной пост про далекую воинскую часть, на территории которой произошел взрыв боеприпасов, повлекший гибель солдат.
– От официальных СМИ – ни слова, – вынесла вердикт начальница, выслушав мой краткий пересказ. – Получается, что все накаляканное – неправда.
– Правда.
– Неправда.
– Правда.
– Неправда!
На том и сошлись.
– Это происки антипатриотов! Спланированные происки!
– Расшифруйте, пожалуйста?
– Нашим детям всеми доступными способами пытаются внушить, что обязательная воинская повинность ничего хорошего не несет!
– А разве несет?
– Конечно! Армия превращает мальчиков в мужчин!
– А я думала – в садовников.
– Коллега! Уж вы-то не позорьтесь! Если продолжите читать некогда запрещенное приложение – по кривой дорожке пойдете! Тем паче у вас имеется природная предрасположенность к сумасбродству!
На том и сошлись.
Ступая на кривую дорожку, со свежей плиткой под ногами, миную кучковатую шеренгу седых бабуль и циррозных, опьяненных дешевым пойлом попрошаек, демонстрирующих мятые бумажные стаканчики от выпитого не ими кофе.
Делаю вид, что не замечаю их.