Так берегись

Само по себе признание про «тайного брата» не произвело на меня особого впечатления – у кого из нас в детстве не было тайных придуманных старших братьев или сестёр? Но сердце разрывалось от печали, нежности, жалости – к самой Агате и к каждому из её невозможных выдуманных миров. Поэтому я вполне сознательно плюнул на ясность ума – успеется, умным ещё побуду, самому небось надоест – сел рядом, обнял Агату, обмер от счастья, но кое-как справился с ним и собой, сказал:

– Ничего не поделаешь, дорогая. Тайных братьев не выбирают. Какой есть, такого и получай.

– Хитрый какой! – она улыбнулась сквозь слёзы. – Ещё скажи, что сама виновата, могла бы постараться выдумать лучше. То есть, в итоге, это ты от меня пострадал.

– Да ладно тебе, нашла пострадавшего. Меня-то как раз всё устраивает. Мне с собой хорошо.

– Это я уже поняла, – сказала Агата, совершенно по-детски шмыгая носом. – На самом деле, ужасно тебе завидую. Я бы тоже хотела так.

– Как – «так»?

– Чтобы с собой хорошо было, – объяснила она, по-свойски утирая слёзы полой моего лоохи. – У меня же, кроме себя, никого не осталось. Да и раньше не было. Никого, никогда. А что такое «мне с собой хорошо», я не знаю. Мне невыносимо с собой.

– А с друзьями? – спросил я. – У тебя же теперь…

– Их больше нет, – перебила меня Агата.

– Как – нет?! Почему?

– Вот сейчас бы самое время соврать, что ты во всём виноват, – усмехнулась Агата. – Не захотел со мной силой делиться, и не стало моих прекрасных друзей. Но я не хочу тебя обманывать. Ты не при чём. Их нет, потому что мне надоело, вот и всё.

– Их нет, потому что тебе надоело? – повторил я. – Вот так просто? Но они же…

– Они не настоящие люди, – отрезала Агата. – Не такие, как мы с тобой. Ничего не чувствуют, ни о чём не думают, и вообще не живут. Я раньше была уверена, придуманные люди должны быть в сто раз лучше живых, это же я сама их придумала, а я знаю, кого хочу видеть рядом с собой. Но я ошибалась. Они не лучше, они совершенно ужасные. Я рядом с ними чуть с ума не сошла. Первые несколько дней было ещё вполне ничего, поначалу всё новое интересно, а потом начался настоящий кошмар.

– Они вышли из-под контроля? – догадался я.

– Да в том-то и дело, что нет! – воскликнула Агата. – Если бы вышли, было бы здорово. С такими я бы, может, и согласилась вечно дружить. А они оставались такими, какими их придумала я. Ни одного отклонения от сценария, одно и то же, всегда. Как будто я на бесконечном повторе смотрю одно и то же невыносимо скучное кино про вечеринку в поезде, и не деться от него никуда. Феликс только и мог рассуждать, какие мы с Линдой прекрасные, как будто людям больше не о чем друг с другом поговорить. Линда оказалась невероятной дурой: всем вокруг восторгалась и ни на что не сердилась, сколько её не дразни. И оба всё время пытались меня обнять, или хотя бы к руке прикоснуться. Поначалу было даже приятно, что они у меня такие ласковые получились, но когда просыпаешься, а эти двое сидят рядом, улыбаются и гладят тебя – такая жуть! Ей-богу, хуже вампиров, у тех хотя бы честные окровавленные клыки. И Марк оказался ничем не лучше – ходил за мной по пятам, вещал, не затыкаясь, как радио, про философию Гегеля и свои приключения. Ни минуты вообще не молчал! А когда я демонстративно затыкала уши, добродушно улыбался: «Эх, никогда молодёжь старших слушать не хочет!» – и продолжал рассказывать, только уже не мне в ухо, а Феликсу с Линдой, или просто в открытое окно. В конце концов, я не выдержала. Решила, что мне такого не надо, лучше навсегда останусь одна. И попросила, чтобы они исчезли. Боялась, что без твоей силы ничего не выйдет, придётся тебя звать, объяснять, умолять, торговаться, но всё сразу же получилось. Наверное, на это дополнительной силы не надо, ломать не строить. Таким как они легко исчезать.

Я молчал – что тут скажешь. Странно было бы поучать женщину, которая умерла, как бережно обращаться со своими посмертными видениями. Но инстинктивно от неё отстранился. Сам не заметил, как.

Но Агата, конечно, заметила.

– Да ладно тебе, – зло сказала она. – Ещё бы под столом от меня спрятался. Ты-то сам настоящих живых людей убивал, я знаю. Целую кучу народу угробил своими руками и ничего, особо не парился, отлично потом жил. А я просто отменила несколько ненужных иллюзий, чтобы не мельтешили. Считай, просто выключила телевизор, по которому шло неинтересное кино.

Формально Агата была права. Но белокурая Линда стояла у меня перед глазами, как живая. Да она и была живая, когда с блестящими от возбуждения глазами по пояс высунулась в окно, восхищённо разглядывала нашу дурацкую ярмарку и кричала друзьям: «Смотрите, что тут творится!» Отличная была девчонка, полная жизни; ладно, того, что казалось мне жизнью, но меня в подобных вопросах поди обмани.

Интересно, как себя чувствуют выдуманные люди в тот момент, когда им приходится исчезать? Нет, вру. Совершенно не интересно. Ничего не хочу об этом знать.