Так берегись

Я, конечно, не мог не видеть, что за этой чередой удивительных совпадений стоит своего рода заговор. И догадывался, кто его организовал: мастеров, способных так ловко подделывать подпись судьбы на полях событий, в Мире не то чтобы много. А в моём окружении – всего один.

Джуффин больше не говорил со мной о призрачном поезде. Не выражал беспокойство, не просил соблюдать осторожность, не давал советов, не рассказывал между делом поучительных историй о каких-нибудь древних магистрах, не совладавших с собственными наваждениями и сгинувших навек. Всё, что должно быть сказано, было сказано, чего заново воду в ступе толочь. Но отпускать меня на очередное свидание с наваждением он не хотел. А когда Джуффин чего-то не хочет, оно и не случается – как бы естественным образом, само собой. Но за этим «естественным образом» всегда стоят его железная воля, организаторские способности и точный расчёт.

На самом деле, шеф мог вообще ничего не придумывать, а просто загружать меня работой по вечерам – да хоть возобновить ночные дежурства, которые когда-то считались моей основной обязанностью. Но действовать так грубо ему, подозреваю, просто неинтересно. Поэтому редкие служебные задания чередовались с визитами сэра Шурфа, как бы внезапно выкроившего пару часов, тайными ужинами у Короля, приглашениями на какие-то засекреченные концерты для избранной публики, пирушками в никому не известных трактирах, где хозяйничают бывшие орденские повара, экскурсиями по ночным городам Куманского Халифата, которые любезно проводил для меня старинный приятель Кофы, и другими делами, по большей части, не обязательными, но чрезвычайно соблазнительными для меня.

В общем, я догадывался, кому надо говорить спасибо за мою насыщенную ночную жизнь, но протеста это почему-то не вызывало. На самом деле, мне даже нравилось, что Джуффин – тот самый Джуффин, который когда-то хватался за любую возможность внести в мою жизнь дополнительную порцию познавательного лютого ужаса, включая пешие путешествия на тот свет[13] – теперь с неприсущей ему обычно деликатностью старается уберечь меня даже не то чтобы от настоящей опасности, а всего лишь от удивительного явления, непонятного, а значит, неподконтрольного и ему, и мне. Это было – ну, просто красиво, как всякая неожиданная смена ролей.

Поэтому о поезде я в те дни узнавал с чужих слов. В основном, от Кофы, который ещё весной предсказал появление ярмарки на пустыре и теперь с большим удовольствием следил за развитием событий. Сэр Кофа Йох – горячий сторонник городских ярмарок. Но не в том смысле, что он обожает их посещать, толкаться у киосков с закусками, кататься на сбитых наспех деревянных качелях, петь старинные деревенские песни в обнимку с клиентами винных палаток, аплодировать фокусникам, которых в годы его развесёлой юности не взяли бы даже послушниками в самые завалящие Ордена, и участвовать в лотереях, где главный приз, в лучшем случае, глиняная кружка с изображением индюка. Всё это Кофа любит даже меньше, чем я. И готов участвовать в веселье лично, разве что, ради спасения Соединённого Королевства, да и то, пожалуй, не от всякой беды.

То есть как частное лицо сэр Кофа Йох терпеть не может ярмарки. Но как профессионал считает, что ярмарки в столице обязательно должны быть. Чем больше, тем лучше, утренние и ночные, в разных районах, роскошные, скромные, с аттракционами и без них, для семейных людей с детишками и для молодёжи, жаждущей удовольствий, на любые вкусы – просто потому, что горожане любят ярмарки и очень им радуются. А радость – главная ценность, качество жизни в любом городе целиком зависит от неё. Чем больше поводов для радости, тем меньше в городе совершается преступлений, порождённых отчаянием и жестокостью, которые нам же потом, если что, разгребать.