Тайный заговор Каина

Панос приготовил кофе, выпил горячий горький напиток, а через двадцать минут, трезво поразмыслив, пришел к выводу, что нет веских оснований для отказа возить Мински. Мински — великодушный человек, и он тут ни при чем. Виновата эта немка. Я был знаком с Бритт два часа, мы спали вместе. А то, что произошло с ней, возможно, просто случай. Вероятно, адвокат прав — Бритт соврала. Проститутка. Хорошо еще, что все так кончилось. А я чуть было не влюбился. Действительно, хотел помочь ей. Пойти ради нее в суд. Меня бы, возможно, временно отстранили от занятий в Сорбонне! Бедная мама! Я должен написать ей, прежде чем заеду к Мински. Сегодня воскресенье. Бритт? Будь я проклят, если напишу ей хоть раз или хотя бы прочитаю ее письмо. Впрочем, она, вероятно, больше не напишет. Возможно, она холодна, как лягушка, но красива, так красива, что я действительно вначале подумал… Выбросить ее из головы, эту проститутку, даже если она действительно богата. Как я сказал — выбросить ее из головы? Да я уже забыл и думать о ней. Я даже не могу вспомнить, как она выглядит. Панос опустил голову на руки. «Как сильно щемит сердце», — подумал он.

Бритт Рендинг вынула бумаги из сейфа, и адвокат Мински просмотрел их. Он был согласен с Бритт в том, что ее отец проиграет судебную тяжбу. Она подробно написала отцу. В своем ответном письме отец умолял ее не разорять его и оставить в покое. Мы внимательно, до мельчайших подробностей изучили ответ ее отца и, взвесив все за и против, пришли к выводу, что Рендинг не предпримет никаких действий, которые могли бы помешать дочери выступать в нашем клубе. Адвокат был полностью с нами согласен. Два опытных наставника начали обучать Бритт. Они упорно работали с весьма честолюбивой девушкой. За ангельской внешностью голубоглазой красотки скрывались упрямый характер и несгибаемая воля. В первый месяц пребывания во Франкфурте Бритт написала пять писем Паносу. Когда же письма вернулись со штампом «адресат отказался», она перестала писать. Ей было очень грустно, но она не подавала виду. В то время мы с ней были одиноки и тянулись друг к другу. Я сочувствовал ей и даже отыскал для нее небольшую комнату и часто сопровождал ее на вечеринки. Само собой разумеется, мы полюбили друг друга, хотя наша любовь была непостоянной. Любовь двух людей, терзаемых противоречивыми чувствами, двух упрямцев и неудачников. Это скорее была не любовь, а дружба. Бедная Бритт, ей всегда не везло с мужчинами. Она начала восхищаться мной как писателем. Теперь-то я знаю, что именно этот восторг заставлял ее ревновать к любой знакомой мне женщине и прежде всего к Лилиан Ломбард. Бритт говорила, что Лилиан была причиной всего произошедшего со мной. Она ненавидела Лилиан. Бедная Бритт, сколько ненависти было в ней.

После нескольких месяцев упорных занятий Бритт начала выступать в нашем клубе. Сначала в группе с другими девушками, а через несколько недель с собственным номером. Бритт имела блистательный успех. Она стала центральной фигурой стриптиза. Каждый вечер в нашем клубе толпились посетители, и среди них — люди из Гамбурга. Голубоглазая бестия упорно шла к намеченной цели.

Прошло несколько месяцев, и до нас дошли слухи, что Рендинга и его жену часто игнорируют в театре, ресторане, на вечеринках. Очевидно, их не приглашали и на званые приемы в узком кругу. И хотя это были всего лишь слухи, Бритт сияла от счастья.

— Вот видишь, — говорила она, — все идет так, как я рассчитала.

Своему номеру она дала название «Номер со свечой», а Мински присвоил ей артистическое имя по названию одной из своих любимых бабочек — Ванесса.

— Будем звать ее Ванессой, — сказал он мне.

И вот теперь, в этот ноябрьский вечер, когда я ждал сообщения оператора телефонной станции на Трювеля, города в Люнебургской пустоши, о том, есть ли там больница, а Мински между тем оказывал помощь Ванессе, лежавшей в кабинете на диване, я по-прежнему слышал прерывистые стоны. Лилиан Ломбард все еще была жива.

— Алло, — раздался в телефонной трубке далекий голос девушки-оператора, — вы меня слышите?

— Да, говорите!

— Запишите номер телефона больницы.

— Благодарю вас, — сказал я. — Премного вам благодарен.

— Надеюсь, вы успеете, — сказала девушка, и связь оборвалась.

Я лихорадочно стал вращать телефонный диск, набирая названный номер. Руки не слушались, и я поразительно долго не мог справиться с этой простой задачей. Как только я набрал номер, сразу же ответил мужской голос: «Доктор Хесс слушает». Я попросил оказать срочную помощь и, не теряя ни минуты, сообщил доктору Хессу о том, что случилось.

— Имя и домашний адрес?

— Лилиан Ломбард, — начал я. — Вам знакома эта женщина?

— Нет… то есть да… Вальдпроменад, 24, правильно?

Я вздрогнул от неожиданности.

— Откуда вам это известно?

— Некогда объяснять. Немедленно выезжаем. Благодарим за вызов.

— Постойте, — крикнул я, — я тоже еду!

— Это довольно далеко от Франкфурта. Может, вам лучше подождать, пока я вернусь?

— Нет, я позвоню вам из ресторана у автострады.

— Хорошо, до свидания.

Телефон замолчал.