Тайный заговор Каина

— Это значит, что шеф полиции отстранил на время Эйлерса от его обязанностей, — пояснил Парадин и, обратившись к Эйлерсу, добавил: — Вам следовало бы взять отпуск. Вы и так работаете на износ и, учитывая то обстоятельство, что ваш сын сейчас в тюрьме, а жена ушла от вас…

— Жена ушла от вас? — удивленно спросил я.

Эйлерс молча кивнул.

— Да, — продолжал Парадин. — Ему сейчас очень тяжело. Я знаю, что тебе тоже нелегко, но Эйлерсу нельзя сейчас подолгу оставаться наедине с самим собой. Ты ему нравишься, Ричи. Я остаюсь здесь, поэтому обещай мне, что поддержишь Эйлерса в это трудное для него время.

— Разумеется, — ответил я, остро ощущая, что я презренный предатель, которому доверяют друзья.

Йохан, восемнадцатилетний сын офицера тюремной охраны Столлинга, так отзывался о своем отце:

— Мой старик с каждым днем становится все глупее и глупее. Это невероятно.

— Должно быть, стыдно иметь такого отца, — заметил его друг.

— Я и стыжусь, — ответил Йохан. — Он глупый осел. Ну, я выскажу ему все, что думаю. Он ничего уже не говорит о моем поведении в школе. Он не хочет расстраивать мать, вступая со мной в полемику. Так он говорит. Конечно, мать больна, она меня любит и переживает за меня и сестру, но дело тут совсем в другом. Старик перестал придираться ко мне, потому что видит, какой позор я должен терпеть по его милости. Это свидетельствует о том, что он сознает свою вину. Если бы у меня было хоть немного денег, я давно бы ушел из дому. Я ужасно разочарован и в своем старике, и в своей матери, хоть мне и жаль ее. Она постоянно болеет, постоянно лежит в кровати и постоянно жалуется. Я стараюсь как можно меньше бывать дома, но иметь таких родителей, это, конечно, большое бремя!

Ганс Эйлерс был вполне достоин Йохана в его отношении к своему отцу. Он презирал отца с детства, а теперь еще и ненавидел его.

— Мой старик? Это дряхлый, старый дурак! Меня тошнит от его унылой болтовни. Я больше не могу его слушать. Я бы желал, чтобы он умер сегодня, а не завтра. Мать получала бы довольно приличную пенсию. Конечно, это не такое уж богатство, но мы могли бы прожить на это до тех пор, пока я не стал бы нормально зарабатывать. У нас есть дом. В стране существует вполне эффективная политика страхования жизни. Мой старик — мешок с дерьмом.

Мински покусывал нижнюю губу, беспрестанно качая головой. Я сидел на старой кожаной кушетке, глядя на него. Я рассказал ему все. Он слушал, не прерывая меня.

— Нет, — наконец сказал он. — Нет, Ричи, тебе не удастся это сделать. — Голос его звучал дружески, но весьма решительно. — Даже если твой брат будет шантажировать тебя, ты не сможешь выполнить то, что он требует.

— Но тогда он пойдет в полицию…

— А ты попадешь в тюрьму. Или ты предпочитаешь помочь убийце тысяч ни в чем неповинных людей вырваться из тюрьмы?!

— Тебе легко говорить, — сказал я. — Ты — вне опасности. Тебе не угрожает перспектива очутиться за решеткой. До сих пор ты даже не знал, что мои книги написал мой брат.

— Разумеется, я знал, — ответил Мински. — Или ты думаешь, я полнейший глупец? За кого ты меня принимаешь?

— Но если ты знал, тогда почему ты никогда не упоминал об этом?

— Потому что я люблю тебя, Ричи. — Мински улыбался, а глаза, его, как всегда, оставались печальными и серьезными. — Потому, что я не хотел смущать тебя. Я мягкосердечный, глубоко эмоциональный человек. Вот почему я говорю тебе, что ты не можешь помочь Делакорте улизнуть из тюрьмы. Я никогда бы не начал этот разговор, если бы ты был способен помочь этому негодяю. Кроме того, Ричи, ты ведь сам начал это дело. Ты опознал Камплоха на фотографии, ты установил его подлинное имя. У тебя было достаточно времени, чтобы все обдумать и вовремя остановиться. А теперь вспомни, как ты отнесся к моему требованию немедленно прекратить расследование и выпутаться из этой паутины, пока не поздно. Теперь же я требую от тебя оставаться верным своим принципам. Тебе, именно тебе нельзя участвовать в спасении убийцы тысяч людей. Впрочем, зачем я говорю тебе все это? Ты же сам прекрасно понимаешь, что я прав.

Я подошел к полке и, налив себе виски, залпом выпил и стал расхаживать по комнате.

— Что ты советуешь мне предпринять?

— Прежде всего не говорить так громко и поверить мне, что я тебе желаю только добра.

— Извини.

— А теперь сядь. Твои бесконечные передвижения по комнате действуют мне на нервы.

Я молча повиновался.

— Ну, продолжай.

— Надеюсь, ты не веришь тем небылицам, которые рассказал тебе брат?

— Конечно, нет, — пробормотал я.

— Если так, то остается лишь одно: пойти к Парадину и обо всем рассказать, в том числе и о том, что Вернер шантажирует тебя тем, что написал твои книги.

— Замечательное решение! — вспылил я.

— А если будешь орать, — сердито заявил Мински, — я заявлю сам. Чем не выход?