Тайный оракул

Шерман Ян милостиво сохранил жизнь Нико, сбросившему его с колесницы, и не стал убивать меня, эту колесницу приведшего в негодность, хотя меня не оставляло чувство, что он лишь отложил исполнение своих обещаний на потом.

Страдающим от самых крайних проявлений сенной лихорадки Хирон предлагал целительные припарки. В числе этих несчастных оказалась и Кьяра Бенвенути, от которой в этот день – в кои-то веки – отвернулась удача. Странно, что Дэмиен Уайт слег, едва узнав о болезни Кьяры. В лазарете койки этой парочки, также по странной случайности, оказались рядом, что выглядело немного подозрительно, хотя они и постоянно цапались, когда знали, что на них смотрят.

Тем временем Перси Джексон потратил несколько часов на то, чтобы, призвав на помощь китов и гиппопотамов, оттащить подальше Колосса. Подумав, он решил, что легче всего отбуксировать бронзового великана в подводный дворец Посейдона, где его можно было бы выставить как садовую скульптуру. Я со своим отношением к этому не определился. Посейдон вполне мог заменить благородное лицо Колосса собственным, морщинистым и бородатым. Тем не менее статую нужно было убирать, поскольку в лагерные мусорные баки она не помещалась.

Благодаря заботам Уилла и горячему обеду спасенные из плена полубоги восстановились довольно быстро. (Паоло утверждал, что все дело в его бандане цветов бразильского флага, которой он обмахивал их. Спорить с ним у меня не было ни малейшего желания.)

Что касается непосредственно лагеря, то разрушения могли быть много хуже. Перестроить причал труда не составляло. Оставленные ногами Колосса кратеры предполагалось использовать как стрелковые окопы или пруды для разведения карпов.

Сильнее всего пострадал павильон с трапезной, но Нисса и Харли уверяли, что Аннабет Чейз сумеет все перепланировать, как только вернется. И если все пойдет как надо, к лету его можно будет перестроить.

Немало досталось и домику Деметры. В пылу сражения я этого не заметил, но, разворачиваясь к берегу, Колосс ухитрился на него наступить. Вообще, разрушительный маршрут автоматона виделся теперь совсем не случайным, а очень даже спланированным: он вышел на берег, растоптал Четвертый домик и направился обратно в море.

Учитывая, что случилось с Мэг Маккаффри, я все больше склонялся к тому, чтобы видеть в этом дурной знак. Для Миранды Гардинер и Билли Нг в доме Гермеса поставили дополнительные койки, но они, потрясенные и притихшие, дотемна сидели среди руин в окружении выросших из мерзлой земли маргариток.

Усталость не помешала мне уснуть, как не помешали ни сопение Кайлы и Остина, ни похрапывание Уилла, ни даже наполнивший комнату меланхолический аромат распустившихся на подоконнике гиацинтов. Но я не мог не думать о дриадах, воздевших руки к огню в лесу, и Нероне и Мэг. Стрела Додоны, висевшая в колчане на стене, помалкивала, но я не сомневался, что ждать ее высокопарных наставлений долго не придется. И ее предсказания относительно моего собственного будущего не сулили ничего хорошего.

На рассвете я тихонько встал, взял лук, стрелу и боевой укулеле и поднялся на вершину Холма полукровок. Сторожевой дракон Пелей меня не узнал и, когда я приблизился к Золотому руну, предостерегающе зашипел. Пришлось сесть чуть поодаль, у подножия Афины Парфенос.

Не узнал, и ладно. В это утро мне не хотелось быть Аполлоном. Во всех разрушениях, которые открывались с вершины холма, был повинен я. Я был слеп и благодушен. При моем попустительстве окрепли и набрали влияние римские императоры, среди которых оказался и мой потомок. Я допустил ослабление некогда могучей сети оракулов и даже потерю Дельфов. Из-за меня едва не прекратил существование Лагерь полукровок.

И Мэг Маккаффри… Ох, Мэг, где ты?

Приказ этот, достаточно туманный, оставлял возможность отправиться на ее поиски. Как-никак теперь мы были связаны, и мне предстояло ее найти. Специально ли Мэг сформулировала приказ таким образом, или я просто выдавал желаемое за действительное?

Я посмотрел вверх, на невозмутимое алебастровое лицо Афины. В реальной жизни она не была ни такой бледной, ни такой надменной – по крайней мере большую часть времени. Почему скульптор Фидий изобразил ее именно такой? Одобрила ли работу сама Афина? Мы, боги, часто обсуждаем, сколь сильно люди могут изменять саму нашу природу, изображая или представляя нас определенным образом. В восемнадцатом веке, например, я не мог, как ни старался, уклониться от ношения белого напудренного парика. В нашей среде бессмертных отношения со смертными всегда были не самой приятной темой.

Наверно, я и впрямь заслужил свое нынешнее состояние. Учитывая мою небрежность и глупость, может быть, человечество вправе принимать меня как Лестера Пападопулоса и не более того.

Я тяжело вздохнул.

– Что бы ты, Афина, сделала на моем месте? Предположу, что-нибудь мудрое и практичное.

Богиня не ответила и продолжала бесстрастно взирать на горизонт.