Читаем Тайны лабиринтов времени полностью

Проходили не один десяток верст в погоне за раненым животным, выслеживали следы зверей или сидели в засадах по пояс в воде, но, поймав птицу, подбив кабана или оленя, поймав рыбу – казаки были счастливы и от ощущения воли, и от своей значимости для ватаги, которая стала новой семьей для этих людей.

Я выбрал место для кузни, и казаки притащили огромный гранитный валун, он первое время служил наковальней, теперь, после ночной вылазки, у нас была настоящая наковальня. Молотов мы не нашли, но тяжелые татарские топоры заменили их. Кандалы и цепи шли на переплавку. Горн сложили из ровных выпиленных камней, а плотники соорудили дом-кузню, женщины сшили из шкуры оленя замечательные меха, и они на славу гнали воздух в узкое горло горна.

Пока шла работа над кузней, Николка с казаками обжигали стволы деревьев. Те тлели сутки, обмазанные землей, но вот земля отвалилась – и в центре ямы лежали крупные куски древесного угля.

Горн наполнили углем, подожгли сухие головки и качнули меха. Высокий сноп искр вырвался из горна и осветил ватажников. Бросили цепь в огонь, а когда она накалилась докрасна, ее стали выпрямлять; потом вновь кидали в огонь, и снова в лесу звучал стук молотков. Кузнец сварил выпрямленные звенья цепи в один брусок, охладил его в воде и вновь бросил в горн.

Кузнец колдовал над бруском – и тот преображался в узкую и длинную ленту, которую кузнец скручивал, выпрямлял, снова вытягивал и скручивал. Сутки из кузни доносился перезвон, летели искры во все стороны, и кузнец, вытащив из горна раскаленный меч и сунув его в воду, коротким рывком выдернул и взмахнул им над головой. Кузня наполнилась белыми облаками пара, которые закрыли на некоторое время самого кузнеца.

– Ладно ли сделан, атаман?

Я, прежде чем взять в руки меч, чисто ополоснул в воде руки, вытер их об рубаху – и бережно взял клинок. Около горна стало шумно, казаки с восхищением смотрели на клинок.

Кузнец постарался на славу, ведь казаки знали, что, скручивая сталь, а затем, выпрямляя ее, кузнец добивался невероятной прочности клинка. Казаки были счастливы, что кузнец оказался на редкость знающим и толковым мастер-оружейником.

– В этом клинке – наша кровь, ведь он сделан из кандалов, а «кандалы» в переводе с татарского – «омоченный в крови». Не для разбоя этот клинок, но для свободы и мести. Убивать, чтобы ограбить – это не для нас, предлагаю освобождать рабов, независимо от того, грек он или перс, русич или казак.

Золото, отобранное у татар и турок, предлагаю отдавать для освобождения людей из рабства, иначе я не могу, иначе снимайте меня с атаманства.

– Давно ли ты говорил нам другое, атаман? Слова свои забывать не след, атаман. Отдохнем, говорил ты, и двинем через Корчев домой. Так ли? Нам ли чинить разбой, говорил? Говорил! А теперь куда зовешь?

– Значит, отдохнули, браты, и готовы к походу домой? Оружия, припасов, лошадей и денег достаточно? Казаки через море к татарам за зипунами идут, русских людей из полона освобождают, а мы, значит, награбили – и по домам? Что ж. совесть, конечно, у нас чиста, рабов горсточку освободили – и, будя с нас. Кто из вас не потерял друзей, родных и близких людей по вине басурман? Ну, что же вы молчите, отзовись, кому домой на печь охота?

Ватага молчала, казаки сняли шапки и поклонились:

– Веди нас на басурман, атаман.

Казаки налетали на татарские караваны, гнавшие невольников на самый большой невольничий рынок на полуострове, в город Кафку. Явор думал, рабы как только завоюют свободу, так и разлетятся, словно птицы из клетки, ан нет, люди шли в ватагу и днем, и ночью. Молва облетела весь полуостров, но никто не ведал, где скрывается ватага. Рабы, убежав, слонялись в поисках казаков и, не найдя, вновь попадали в рабство, но кто случайно смог найти, набрести на ватагу, отказа не слышал. Люд шел разный и по виду, и по наречию, и по крови. Все дальше и дальше отодвигалась мечта казаков попасть домой. Каждое утро казаки уходили на охоту за дичью, такую огромную ораву необходимо было прокормить. В ватаге появились ведуны и знахари, а пещера превратилась в лазарет.

Один к одному у пещеры стоят зеленые шалаши и землянки. Прямо против пещеры расположились кашевары, и в трех больших котлах, что висят под навесом, закипает знатный казачий кулеш. У ручья пасутся кони, табун вырос, ведь в ватаге уже не одна полноценная сотня. Кузница расширилась – и теперь слышен перезвон не одной, а нескольких пар кузнецов, перековывавших цепи на мечи.

Я боялся, что рано или поздно ватага превратится в разбойников. Добра уже накоплено много, татары рыщут по лесам, но с опаской – боятся казаков. Рабы продаются за бесценок – побыстрее бы избавиться, рынок работал и днем, и ночью.

– Я слышал, что некоторые казаки призывают к открытому бою с татарами, прекратите пороть горячку. На открытый бой мы не пойдем, если в живых хотим остаться.

Внезапность – наше оружие, выслеживание нехристей и неожиданное нападение, только так мы сможем сохранить людей и вырвать победу у сильного врага.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза