– В моем столе есть дневники Виктора. Дай их почитать Ренарду, быть может, тогда он убедится, что его друг до самого конца хранил ему верность. Не знаю, насколько это поможет ему, да и всем вам в борьбе против этого Чеслава, но… – он тяжело вздохнул и покачал головой, – Бедные мои дети, сколько врагов вам надлежит победить! Мой брат Альберт, этот оборотень и еще тот… другой… я не помню, как вы его называли. Но надеюсь и верю, что все вам удастся, и однажды в вашей жизни вновь засияет солнце…
Винсент вскинулся, подозрительно и пристально вглядываясь в старого графа. Однако, судя по всему, тот не держал никаких мыслей за душою, слова его, совпавшие почти дословно с гравировкой на перстне Рейнира, были, вне всякого сомнения, совершенно искренны и… случайны. Трудно было бы представить, что Анри де Нормонд может иметь хоть какое-то отношение к кольцу мага, провалявшемуся более полутора тысяч лет в грязном камине.
Мужчина же, тем временем, явно не замечая реакции хранителя памяти, продолжал.
– И, клянусь, если мне суждено вернуться назад, я поведаю вашей матери о том, что ожидает вас, дабы и она могла успокоиться. То, что Людовик по глупости избрал сторону Альберта, конечно, опечалит ее, но, в конечном итоге, нас обоих утешит уже то, что он жив.
– Однако, в наследстве ты его немного обделишь… – осененный внезапной мыслью, Роман даже выпрямился, пытливо вглядываясь в отца, – Поэтому ты, наверное, составил… составишь такое завещание, где основное имущество разделишь между нами с Эриком. Луи же определишь лишь некоторую сумму денег, но не более того. Да?
– Роман… – Винсент, уставший без конца повторять, чтобы все, общающиеся с Анри де Нормондом удерживались от рассказов о его будущих действиях, потер переносицу, облокачиваясь другой рукой о стол, – Боюсь, твой отец не вспомнит этого, вернувшись обратно. В конечном итоге, я бы лично стер…
– Прошу прощения, – Анри, хмурясь, абсолютно точно недовольный таким беззастенчивым обсуждением его персоны, уперся обеими руками в столешницу, поднимаясь на ноги, – Разве мое желание не играет здесь никакой роли? Я не хочу, чтобы память моя была стерта, как и память моей жены, я хочу помнить и знать обо всем, что видел! Это даст мне, нам обоим, силы жить, это даст нам веру в то, что темные дни однажды пройдут, в то, что дети наши будут счастливы! Если же вас беспокоит, что от меня о событиях грядущих дней, помимо моей супруги, узнает кто-то еще… Не стоит волноваться, месье де ля Бош. После происшедшего сегодня нам просто не с кем будет делиться этим.
– Но я же… – хранитель памяти, обычно весьма щепетильный в вопросах времени и его изменения, неожиданно умолк на полуслове и с каким-то странным выражением воззрился на графа. Несколько секунд он молчал, затем неуверенно поднял руку и, указав двумя пальцами на собеседника, затем коснулся ими собственного лба.
– Я не смог… – сорвался шепот с его губ, и Винсент пораженно покачал головой, – Не может быть… Так это сделал я, я сам запретил себе стереть вам память! – он восторженно хохотнул, и неожиданно помрачнел, – Не понимаю, как я мог пойти на это.
– Винсент… – Анри де Нормонд, окинув быстрым взглядом обоих своих сыновей и невестку, мягко улыбнулся, – Вообразите, если бы вам представилась возможность заглянуть в свое счастливое будущее. Разве вы бы пожелали забыть его?
– Мое счастливое будущее мне представляется довольно беспросветным, – буркнул мужчина, скрещивая руки на груди и, морщась, прибавил, – Все из-за чертова мага с его «даром» бессмертия.
Татьяна, в разговоре доселе участия особенно не принимавшая, предпочитавшая оставаться молчаливой слушательницей, негромко кашлянула, привлекая к себе внимание. Хранитель памяти воззрился на нее откровенно подозрительно, по-видимому, уже догадываясь, что хорошего ждать от девушки в данной ситуации не стоит. В конце концов, когда бы это она оказывала поддержку ему, а не тому, с кем он спорил?
– Если ты в прошлом все-таки сможешь стереть память месье де Нормонду, потому что сейчас, в будущем, заупрямился и не исключил подобную возможность… разве это не изменит наше настоящее?
Роман, честно выслушавший глубокую мысль девушки, пару раз озадаченно моргнул, затем потряс головой и, наконец, медленно оглядел всех, присутствующих в гостиной.
– У меня у одного сейчас голова закружилась? – вежливо осведомился он и, обезоруживающе улыбнувшись, развел руки в стороны, – Тетенька мыслит слишком глубоко для маленьких детей в моем лице.
Анри де Нормонд, быстро глянув на среднего своего сына, чуть улыбнулся. Шутки Романа, судя по всему, были привычны ему в восемнадцатом столетии и, не услышь он их сейчас, по прошествии трех веков, был бы, должно быть, разочарован и расстроен.
– Я рад, что ты все так же не изменяешь себе, Роман, – негромко вымолвил он и, присев обратно на стул, сцепил руки в замок, – Но, полагаю, Татин права. Если в прошлом вы, месье де ля Бош, сумеете стереть мне память, ваше настоящее может измениться… хотя я и не предвижу для себя особенно важной роли в вашей жизни.