Таэ эккейр!

Однако форма формой, а имя Пузатый Пьянчуга пристало камню как нельзя лучше. Нечастая игра природы, качающийся камень, походил вот именно что на выпивоху, который беспрестанно шатается и никогда не падает. К тому же он был чудо как хорош. Толстое его брюхо делила надвое широкая темная полоса наподобие кушака. Ниже этого щегольского пояса текучие разноцветные слои изгибались, будто складки измятого пестрого плаща, который вот-вот свалится с покатых плеч. Поверху же они истончались, расписав выпяченную грудь бесшабашного гуляки причудливыми узорами, какие даже завзятый придворный вертопрах не сумеет заказать и самой умелой вышивальщице. Лерметту почудилось, что эти узоры слабо мерцают... впрочем, поручиться за это он не смог бы. А там, где сверху камня возвышалось отдаленное подобие головы, в прихотливом извиве его слоев можно было при некотором усилии угадать и лицо — неясное, смутно обрисованное, словно бы смазанное похмельем.

Под внезапным порывом ветра Пьянчуга пошатнулся, но равновесие восстановил мгновенно, так явственно гордясь своей неуклюжей ловкостью, что Лерметт снова ахнул восторженно и снова засмеялся.

— Вот так век любоваться, и то не хватило бы, — вырвалось у него.

Эннеари, соглашаясь с ним, кивнул почти торжественно.

— Жаль, не ко времени привелось, — вздохнул он. — Нас уже ждут.

Их и в самом деле уже ждали. В небольшом отдалении от Пузатого Пьянчуги маялась беглая троица эльфов, замерев в седлах. Двое сменных коней паслись рядом, рассеянно щипая невысокую густую травку. По сравнению со вчерашним Ниест, Аркье и Лэккеан переменились разительно. Не знай Лерметт, кто они такие, он бы их, пожалуй, и не узнал. Заменившее прежние окровавленные лохмотья свежее платье, найденное в седельных сумках, придавало им вид вполне достойный и даже почти праздничный. Лица их если еще и носили следы недавнего смертельного изнеможения, то едва заметные, а вскорости этим следам предстояло сойти окончательно. Черты троих эльфов, более не припухлые, не изуродованные кровоподтеками, оказались четкими и красивыми — впрочем, навряд ли стоило ожидать иного. Однако выражение лиц злополучных юнцов даже насквозь изолгавшийся записной враль не назвал бы радостным. Аркье, Лэккеан и Ниест терзались ожиданием. Проказы каменного выпивохи их не занимали вовсе. Да нет, это не он, а эльфы окаменели в неподвижности. Они приподнялись в стременах, будто засматривая в свое ближайшее будущее, да так и замерли.

Эннеари махнул им рукой и слегка стиснул коленями бока Черного Ветра, понуждая того ускорить шаг. Лерметт все-таки взялся за поводья, ибо Белогривый последовал примеру вороного, не дожидаясь команды всадника.

Поравнявшись с выжидательно напрягшимися эльфами, Эннеари коротко кивнул им в знак приветствия и вновь махнул рукой, на сей раз повелительно. Повинуясь его жесту, тройка беглых юнцов тронулась с места, пристраиваясь в хвост процессии. Лэккеан, самый, по-видимому, неугомонный, заглянул в телегу и тут же отворотился.

— О-ох, — почти простонал он и добавил нерешительно. — Они... они в ни-керуи?

Эннеари молча покачал головой.

— А жаль, — вздохнул Лерметт. — Больше было бы надежды довезти живыми. Жаль, что в ни-керуи нельзя погрузить насильно.

Эннеари не то пожал плечами, не то передернул. Лицо его омрачилось, но он не промолвил в ответ ни слова, только вздохнул — так тихо, что Лерметт был почти уверен, что этот вздох ему просто примерещился.

Некоторое время пятеро всадников хранили молчание. Кони продвигались вперед ровным спокойным шагом. Эннеари хоть и уверял Лерметта, что эльфы могут подолгу обходиться без сна, равно как и без многого другого, но на самом деле мерное покачивание в седле навеяло на него дремоту. Если бы солнце клонилось к закату, он бы, скорее всего, незаметно для себя уснул. Однако воздух вокруг дышал утренней свежестью. Солнце бойко карабкалось на небосклон все выше и выше. Окрест разливалось стрекотание кузнечиков — поначалу робкое и неуверенное, теперь же быстрое, сухое и жаркое. Оно причудливо перекликалось с топотом копыт упорной Мышки, неутомимо влекущей телегу вослед за Лерметтом и Эннеари. А вот коней, несущих на себе Аркье, Лэккеана и Ниеста, слышно почти не было. Неподседланные же кони ступали и вовсе бесшумно. Принц молчал, погруженный в раздумье, беглая троица тем более не подавала голоса. Не надо прилагать ни малейших усилий, чтобы испытать внезапное одиночество — довольно отвести взгляд чуть в сторону от Лерметта, и вот уже рядом словно бы и нет никого. Только волны короткой густой травы подкатываются под копыта, кузнечики стрекочут, и небесная синева звенит над головой где-то там, недосягаемо высоко...

— Стой! — внезапно произнес Лерметт, натягивая поводья.

— В чем дело? — поинтересовался Эннеари, не без труда отрясая с себя грезы.

— В том, что я идиот, — сообщил Лерметт.

— Именно ты? — уточнил Эннеари.

— Именно я, — отрезал Лерметт. — Тебе простительно — а я обязан был догадаться.