Таэ эккейр!

Лагерь для ночной стоянки эльфы обустраивали добротно и необычайно быстро. Лерметт сунулся было им помочь, но Аркье, Ниест и Лэккеан воззрились на него не то испуганно, не то возмущенно — будто он сказал нечто такое, чего ему говорить ну никак не полагается. Нечто неуместное. Лерметт только плечами пожал. Хорошо бы еще понять, что же он такого неуместного сморозил. Будь на месте троицы эльфов люди, принц мигом бы разобрался, что означает этот возмущенный испуг: поступил ли Лерметт как золотарь, попросивший разрешения надеть корону — или же как король, попросивший разрешения вычистить выгребную яму. Это ведь только кажется, что разницы нет — на самом деле она есть, и громадная. В первом случае Лерметту следует незамедлительно просить прощения и уверять, что его не так поняли — а во втором держатся нагло и настаивать на своем. Нет, вот окажись перед ним люди, Лерметт живо бы уяснил себе, что же он сказал на самом деле. Он ведь не кто-нибудь, а принц. А таких принцев, чтобы совсем уж не умели читать по человеческим лицам, просто не бывает. То есть, конечно, бывают — но живут они, как правило, очень недолго. Конечно, Лерметта учили разбираться в людях — а как же иначе? Но вот разбираться в эльфах его никто не учил! А зря. По крайности, он бы знал, что ему теперь делать — то ли невозмутимо распрягать Мышку, то ли отскочить от нее с таким видом, будто дотронулся до упряжи ну совершенно случайно. Может, спросить у Арьена потихоньку? Неужто он не выведет друга из замешательства?

— Отдыхай, — ухмыльнулся Эннеари во весь рот, верно истолковав растерянный взгляд Лерметта. — Тебе сегодня и без того хлопот хватило. Отдыхай. Красивые мальчики сами управятся. — И, стерев с лица улыбку, обернулся к эльфам и произнес резко и повелительно. — Аркье! Лэн хеалл-и-лэн-ни!

Аркье чуть приметно вздрогнул и метнулся к телеге. Ну еще бы. Когда поторапливаться велят в таком тоне, поневоле стрелой полетишь.

— А вы чего ждете? — поинтересовался Арьен, кротко глядя в никуда и покручивая в пальцах длинную узкую былинку.

Лерметт от усилия сдержать смех едва не поперхнулся. Вот, значит, почему беглая троица с таким испугом отвергла его помощь. Красивые мальчики сами справятся. Вот, значит, откуда ветер дует. Впрочем, он весь день дул именно отсюда. Лерметту привычно было идти или ехать бок о бок с Эннеари, коротая время в неспешной беседе — они и сегодня провели день в дружеском разговоре. А вот найденыши с кровавой поляны — дело другое. С той минуты, как Эннеари, завидев их, робко ожидающих возле Пузатого Пьянчуги, коротким кивком приказал бедолагам пристроиться позади телеги и следовать за нею, он и словом со своими соплеменниками не перемолвился — ни по-эльфийски, ни на одном из человеческих языков. Будто кроме него с Лерметтом, тут и нет никого. А если вдуматься, то никогда и не было. Даже сейчас, во время обустройства привала, он если и отступил от прежней своей манеры, то ненамного. Усталый Лерметт не сразу и заметил — а между тем Эннеари с ослушными эльфами был холоден, сух, в разговоре краток и предельно сдержан... хотя сдержанный Арьен — зрелище само по себе навряд ли вообразимое. До сих пор Лерметт его во всяких видах повидал — но только не в этом. В глубине души Лерметт предполагал, что Арьену и слово-то такое незнакомо — сдержанность. Особенно подобного пошиба. Всегда открыто сердечный или открыто язвительный, Эннеари сейчас выказывал себя с какой-то неожиданной стороны. Он вел себя в высшей степени странно — а главное, странность эта неуловимо напоминала Лерметту нечто очень и очень знакомое, привычное... даже, можно сказать, повседневное. Сухая вежливость, не дозволяющая жертве этой самой вежливости приблизиться достаточно, чтобы можно было хотя бы рот раскрыть в попытке оправдаться... весь вечер Лерметт голову ломал, пытаясь догадаться, что же подобная манера ему напоминает. И лишь теперь, услышав негромкое и властное «лэн хеалл-и-лэн-ни», сообразил, на кого похож Эннеари в этом загадочном настроении — да на него самого! В этой сдержанности нет ни малейшего призвука злости, ни даже неодобрения — но тем яснее она без лишних слов говорит: «Их высочество гневаться изволит». Так себя держат не с провинившимися друзьями, а с опальными подданными. Король не вправе давать волю своему гневу — но тем тяжелее этот гнев ложится на плечи его виновников. Лерметту было показалось, что Арьен обходится с беглой троицей отчужденно и надменно... э, нет, никакая это не надменность. Царственное неодобрение — вот что это такое.

Окончательно Лерметт утвердился в своей мысли, когда Эннеари оборвал нечаянную оговорку Лэккеана, у которого в спешке обустройства лагеря неумышленно сорвалось было с уст привычное «Арьен». Эннеари поправил его спокойно, учтиво и безгневно — однако так, что Лэккеан покраснел до кончиков своих эльфийских ушей. А ведь и верно — сегодня Эннеари никому не дозволял называть себя так, кроме принца.