Таэ эккейр!

Принц не мог бы сказать, что потрясло его сильнее — изобилие ран на бессильно обмякших телах, вот этот издевательский выбор места — совсем рядом с недостижимой водой — или совершенно бессмысленное проявление мелочной злобы, которой недостаточно было измыслить такую тяжкую предсмертную муку. Почему-то у ног каждого из троих эльфов валялась покореженная и опустевшая оправа ручного зеркальца, почти такого же, как у Эннеари. Стекла в зеркалах не было — только белое крошево, старательно истоптанное каблуками. Невыразимо пакостно и глумливо. Видеть эти разломанные оправы было отчего-то превыше сил — словно увидеть пленника, которого ретивый палач не просто замучил, а еще и написал зачем-то у него на щеке неприличное слово.

Принц был не в силах ни вскрикнуть, ни даже вздохнуть. Теперь понятно. Уж теперь-то все понятно. Если четверо эльфов увидели, что над их сородичами кто-то учинил такое... не диво, что они посходили с ума и бросились громить и жечь. Куда удивительнее было бы, сумей они удержаться. Кто бы смог на их месте? Даже если Арьен вздумает...

Эннеари в несколько быстрых взмахов ножа рассек путы и бережно уложил троих эльфов на мягкий мох. Движения его были медленными и тяжелыми, словно он шел сквозь воду.

Я даже окликнуть его не смогу, подумал принц. Не посмею.

— Эннеари, — сиплым полушепотом произнес он.

Эльф поднял голову. Выражение его лица напугало принца... да нет, оно бы кого угодно напугало. И не в том даже дело, что черты его словно окаменели от ярости и гнева — нет, страшнее было другое. Казалось, будто гнев этот настолько велик, что никакому лицу его выразить не под силу, и за долю мгновения оно так устало от непосильной тяготы — являть миру эту ярость — что еще вот совсем немного промедлить, и оно просто перестанет быть лицом, смешает свои черты в бесформенный хаос.

— Эннеари, — повторил принц. — Я не знаю, что за люди это сделали...

Против всяких ожиданий, маска усталого гнева чуть смягчилась.

— Люди? — переспросил эльф ровным голосом. — Да нет. Вот на перевале действительно были люди. А здесь... — он с усилием покачал головой. — Нет.

И все-таки принц ошибся в своих предположениях, причем всерьез. Он думал — ну вот только что думал! — будто худшего, чем зрелище истерзанных эльфов, и быть не может. Оказалось, может. Да притом настолько хуже, что сама мысль об этом захватила разум Лерметта целиком — так что непонятные слова Эннеари о каких-то людях на перевале попросту миновали его сознание.

— Ты хочешь сказать... — выдохнул принц. — Ты же не...

— Это не могли сделать люди, — прежним голосом промолвил Арьен. — Люди о нас слишком мало знают. Здесь орудовал тот, кто очень хорошо знает, как убивать эльфов... Или, — внезапно добавил он. — Или... как не убивать.

— Они... — принц боялся поверить себе — ведь то, что следует из слов Арьена, не может быть правдой. Ни одно живое существо не может после такого...

— Живо! — Эннеари отцепил от пояса и швырнул принцу свою флягу, не глядя даже, поймал ли тот ее. — Обе, твою и мою — доверху!

Руки его уже скользили над телами троих эльфов.

Брошенную флягу Арьена принц поймал с легкостью. Зато потом, когда до него окончательно дошла невозможная правда, он едва не упустил флягу в ручей, набирая воду — так у него тряслись руки.

Когда он вернулся к Арьену, три тела на ложе из мха куда больше напоминали эльфов, чем то, что принц увидел прикрученным к деревьям. Эннеари вновь поднял склоненную голову. Щеки его сильно запали, скулы обозначились резко и властно, усталость обвела глаза темными кругами — ну еще бы. Полумертвых исцелять — не то же самое, что натертые ноги у коней залечивать. И все же это была обыкновенная усталость, ничего общего не имеющая с недавней жутью, и лицо Арьена было именно лицом, а не предначалием хаоса.

— Ну? — нетерпеливо потребовал Арьен ломким утомленным голосом.

Принц безмолвно протянул ему флягу. Эннеари взял ее и поднес к губам одного из эльфов — да, теперь уже, несомненно, к губам, хоть и вспухшим.

— Вторую держи наготове, — попросил он, начиная поить второго эльфа.

Когда третий эльф допивал последние капли, первый уже открыл глаза. Остальные двое не заставили себя ждать.

Принц выдохнул изумленно — за что и получил в ответ иронический всхрап невесть как подобравшегося вплотную Белогривого. Само собой. Ехидная скотина знакома с эльфами куда как ближе и дольше, чем он. И если принц, даже после того, как Арьен оттаял у него на глазах, так в глубине души и не смог поверить в легендарную живучесть эльфов, то Белогривый в ней даже и не сомневался.

— Аркье, — холодно произнес Эннеари. — Ниест. Лэккеан.

— Арьен! — радостно выдохнул первый из эльфов — по всей очевидимости, Аркье.

— Эннеари, — повелительно перебил его тот.

Аркье смутился.

— Эннеари, — запинаясь, выговорил Лэккеан. — Тоа иннир...

— По-человечески, — велел Эннеари. — Так, чтобы мой спутник тоже понял. Недосуг нам ждать, пока он в ваших речениях разберется.

Холода в его голосе было столько — не то, что ручеек ближний, озеро бы выстудить до дна хватило.

— Мы не подумали, — покорно повторил Лэккеан.