t

Лёве и Алексису, который все равно не поймет. Часто говорят – «одно зеркало отражает другое». Но мало кто постигает глубину этих слов. А поняв их, сразу видишь, как устроена ловушка этого мира. Вот я гляжу на дерево в саду. Сознание смотрит на дерево. Но дерево – ветви, ствол, зеленое дрожание листвы – это ведь тоже сознание: я просто все это сознаю. Значит, сознание смотрит на сознание, притворившееся чем-то другим. Одно зеркало отражает другое. Одно прикинулось многим и смотрит само на себя, и вводит себя в гипнотический транс. Как удивительно. Владимир.

– Похоже, Соловьев вас недооценил, – пробормотал Т., поднимая глаза на Олсуфьева. – Вы поняли. Но только очень по-своему.

Олсуфьев отвел глаза.

– Судя по этому снимку, – сказал Т., – мы были когда-то дружны. Пили вместе вино. Говорили, должно быть, о таинственном и чудесном. И вы решили препарировать меня, как какой-нибудь базарный нигилист – лягушку. Вы заставили мои мышцы дергаться под ударами вашего электричества…

– Я готов дать вам любое удовлетворение, – ответил Олсуфьев. – Если вам угодна дуэль, выберите условия.

Т. поглядел на синий пузырек, стоящий на столе. Он был полон ровно наполовину.

– Дуэль? – переспросил он. – Вы, сударь, своим поступком поставили себя за пределы такого рода отношений. К тому же я не признаю дуэлей. У меня к вам совсем другое предложение.

– Какое же?

– Я предлагаю вам на выбор два варианта будущего. В первом я размозжу вам голову из ружья. Я сделаю это без особой охоты, но и без сожаления. Во втором вы примете препарат сами. И узнаете, каково быть объектом чужих экспериментов.

Олсуфьев глянул на синий пузырек и побледнел.

– Я как раз ничего не узнаю, – сказал он. – Наоборот, я все позабуду. Исчезнет тот, кому вы хотите отомстить, и ваша месть лишится всякого смысла.

– Тем лучше, сударь, – отозвался Т. – Ведь сказано – мне отмщение, и аз воздам. Не думайте об этом как о моей мести. Считайте это возможностью начать все заново.

– Ни за что.

– У вас есть и другая возможность, – сказал Т., поднимая ствол. – Выбирайте. Только быстро, иначе выбор придется сделать мне.

– Вы требуете, чтобы я, вот так запросто, прыгнул в черную яму беспамятства? – прошептал Олсуфьев, недоверчиво глядя на Т. – Дайте мне хотя бы уладить дела, сделать распоряжения…

Т. только усмехнулся в ответ.

– Я могу быть вам полезен, – продолжал Олсуфьев горячо. – Хоть я и не сумею свести вас с Соловьевым, я знаю, где собираются его последователи.

– Где?

– Они встречаются раз в неделю. В шесть вечера, в доме два по Милосердному переулку, это совсем рядом. Как раз завтра такой день. За ними следит полиция, но всерьез власти их не опасаются. Чтобы попасть на собрание, достаточно предъявить им какое-нибудь свидетельство, что вы знали Соловьева. Вот хотя бы эту фотографию. Хотите, пойдем туда вместе?

– Не хочу. Будете пить?

– Не буду, – решительно ответил Олсуфьев.

Т. качнул стволом.

– Сударь, – сказал он, – я ведь не могу драматично взвести курки, чтобы показать серьезность своих намерений. Они уже взведены. Я могу только спустить их. И я сделаю это по счету три, обещаю вам. Раз…

Олсуфьев поглядел на портрет Аксиньи.

– Могу я хотя бы написать записку?

– Два…

– Черт же с вами, – сказал Олсуфьев устало. – Прощайте и будьте прокляты.

Взяв со стола пузырек, он вынул из него пробку и одним глотком выпил остаток жидкости. Затем он поставил пузырек на стол и уставился в окно – на фасады с другой стороны реки. На его лице проступило ожидание чего-то болезненного и мучительного.

Т. внимательно следил за ним, но так и не заметил, когда препарат подействовал. Прошло около минуты, и выражение муки на лице Олсуфьева постепенно сменилось недоумением. Затем он зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью, повернулся к Т. и произнес:

– Pardon. Так на чем мы остановились?

Т. был готов к чему угодно, но не к этому.

– А? – растерянно переспросил он.

– Совсем вылетело из головы, – сказал Олсуфьев и улыбнулся такой доверчивой улыбкой, что Т. почувствовал укор совести. Он понял, что придется импровизировать.