t

Судя по долетавшим сквозь открытую дверь звукам, Аксинья все еще была в прихожей. Оттуда доносилась какофония скрипов, шорохов и постукиваний, которая длилась так долго, что Т. пришла в голову мысль о затянувшемся обыске в мелочной лавке. Нервное напряжение еще сильнее обострило его мысль.

«Ведь правда, – думал он, – единственное, что я по-настоящему могу сделать, это постоянно возвращаться к трезвому наблюдению за собой. Моя единственная свобода в том, чтобы видеть, какой из злых духов захватил и ведет мою душу. А еще есть свобода этого не видеть, вот и все «to be or not to be». Следует постоянно напоминать себе, что я – не Ариэль, и не Митенька. И уж тем более не этот Пиворылов, хотя ему отчего-то отдают все больше места… Никто из них не я. А кто тогда я? Не знаю. Но чего бы мне это ни стоило, я найду ответ…»

Наконец легкие шаги Аксиньи послышались в коридоре – она что-то напевала. Потом она позвала:

– Алексис!

Т. промолчал.

Дверь открылась, и Аксинья вошла в гостиную.

Увидев сидящего у стола Т., она остановилась, открыла рот от изумления и выронила свой алый ридикюль на пол.

Она была неузнаваема. От смешливой девчонки, встретившейся Т. на улице провинциального города, не осталось почти ничего – только глаза сверкали прежним зеленым блеском. Перед ним стояла молодая светская женщина в летнем шелковом платье, с кулоном на низко открытой груди. Ее волосы были подвиты и приведены в тщательный поэтический беспорядок.

– Лева, – изумленно выдохнула она. – Лева… Не убивай!

Т. смущенно прокашлялся.

– Что такое ты говоришь… Кажется, до тебя дошли какие-то гнусные слухи?

– Левушка, – повторила Аксинья, – не надо!

– Все так же глупа, – сказал Т. – Однако как похорошела…

Не спуская с него глаз, Аксинья прошла через залу и села на крохотную кушетку у стены.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– У нас с Олсуфьевым был разговор. Мы ведь с ним старые знакомые – ты, верно, знаешь. В общем, вышло так, что он оставил меня здесь, а сам уехал по важному делу. Оно затянется до вечера.

– Вы устраиваете дуэль? – вскричала Аксинья, широко открыв глаза.

– Нет, – улыбнулся Т., – не надейся.

– Поклянись, Лева.

– Клясться не буду, поскольку не понимаю этого ритуала. Но обещаю, что дуэли между нами не будет. Однако к тебе есть вопросы по поводу…

– Только не надо упреков, – перебила Аксинья. – Как, по-твоему, я должна была поступить, когда ты бросил меня одну у гостиницы – в этой мужицкой телеге, без средств к существованию?

– Я… – Т. даже растерялся. – Признаться, я об этом не подумал.

– Ах, не подумали, ваше сиятельство?

– Нет, – ответил Т. – Мне отчего-то казалось, что у тебя… Ну, как бы это сказать, своя жизнь, в которую мне не следует вторгаться слишком глубоко.

Аксинья зло засмеялась.

– Вот потому я и ушла от тебя к Алексису.

– Я не спрашиваю, почему ты сблизилась с Олсуфьевым. Это твое личное дело. Но что ты говорила ему обо мне?

– Да ничего, собственно говоря, – пожала Аксинья плечами. – Его интересовала Оптина Пустынь, в которую ты порывался уехать на телеге. Я объяснила, что ты меня про нее спрашивал, а я наврала со страху, что это за лесом.

– Понятно. А что за подлый прием – переодеться крестьянской девчонкой и подкараулить пьяного человека?

– Тебя, Лева, не поймешь. Теперь уже и опрощение грех? И потом, среди мужчин высшего света считается хорошим тоном охотиться на невинных беззащитных девушек, совершенно не считаясь с тем, какова будет их судьба после соблазнения… Фаты вроде тебя даже придумали такую фразу – «в любви и на войне все позволено…» Отчего же, Левушка, когда на ваше кобелирование вам отвечают чем-то симметричным, это сразу становится подлым приемом?

На лице Т. выступили красные пятна.

– Положим, тут ты права. Но что это за книги, про которые все говорят? Особенно вот эта, я запомнил: «Моя жизнь с графом Т.: взлеты, падения и катастрофа».

– Лева, людям надо зарабатывать на жизнь, – сказала Аксинья. – Не у всех есть усадьба на холме и белая лошадь с декоративным плугом.

Т. почувствовал, что краснеет еще сильнее.

– Но где ты набрала материала на целых две книги? Какие взлеты и падения? Мы и вместе-то провели всего полчаса.

– Да, – ответила Аксинья, – это так. Но ведь все зависит от яркости индивидуального впечатления. Пророк Магомет был взят на небо только на миг, а люди помнят об этом до сих пор.

Т. недоверчиво покачал головой.

– А фамилию мою почему взяла? Кто тебе позволил?

– Это не фамилия, а литературный псевдоним. Его каждый вправе выбирать сам. Но если бы ты был порядочным человеком, Лева, то это была бы моя фамилия.

Т. почувствовал, что у него краснеет даже шея.

– И ты сама пишешь? Как такое возможно – я только до Петербурга доехал, а ты уже две книжонки тиснула? Ты бы и одной написать не успела.

– А я диктую, – сказала Аксинья. – Со мной работают две стенографистки. Потом машинистки перепечатывают, а я уже новой главой занимаюсь. Так можно книгу за неделю, и ничуть не устаешь.

Она лучезарно улыбнулась.