t

– А для чего мы, по-вашему, реалиста наняли? Разрулим вопрос, не беспокойтесь. Всех котят зачистим до блеска. Программа теперь такая – сначала бесплодные метания, а потом нераскаянная смерть и мытарства невоцерковленной души. Они нам даже скан иконы прислали, называется «Лев Толстой в аду». Нужен, говорят, литературный аналог.

– И что же, – прошептал Т., – вы теперь будете переделывать…

– А переделывать ничего не надо. Все готово, только немножко ретроспективу подправим. Пантелеймон наши наработки одобрил. Особенно его кот развеселил, которому молятся. И Петербург Достоевского с высасыванием душ тоже подошел. Так что весь этот блок остается.

– Вы шутите?

– Да какое шучу, батенька. Сами же говорили, на ад похоже. Вот и им понравилось. Только они велели этот разнородный материал объединить в один нормальный четкий сюжет. А то, говорят, все рыхлое, провисает. Непонятно, как одно связано с другим. Это мы обещали доработать – прямо с сегодняшнего дня самого Овнюка посадим, он мигом все концы подтянет… Что вы так морщитесь, вам неинтересно?

– Отчего же, весьма, – сказал Т.

– Еще они две позиции просили проработать. Во-первых, Достоевского вознести – он, говорят, заслужил. Мы под это еще денег захотели, а они ни в какую. Тогда договорились, что по бюджетному варианту сделаем, в одном абзаце. Да вы уже видели. А вот по второй позиции даже денег обещали дать, потому что тема для них важная.

– Меня коснется? – спросил Т.

– В некотором роде да – косвенно. Они просили на тибетский буддизм наехать.

– Зачем?

– Пантелеймон жалуется, что тибетские ламы зачастили – то из Нью-Йорка, то из Лондона, целыми «Боингами». Так себя ведут, словно на пустыре палатку открыли. Будто никто тут до них бизнес не вел.

– А я при чем?

– Пантелеймон высказал идею, что надо художественно отобразить всю тщету восточных сатанических культов. Сначала вывести какого-нибудь прозревшего ламу, а потом, когда вы уже на том свете будете, показать ихнее бардо как наши православные воздушные мытарства. Только без ангелов и надежды на спасение.

– Изобретательный, – пробормотал Т.

– А то. Не дурак. Он, кстати, за это время защититься успел, представляете? Теперь доктор теологических наук.

– Доктор чего?

– Их к ученым приравняли, – хохотнул Ариэль. – Они теперь научные степени могут получать, как раньше физики или математики. Пантелеймон уже диссертацию залудил, сразу докторскую – «Святое причастие как источник полного спектра здоровых протеинов». Писал не сам, конечно – нанял аспиранта из пищевого и двух пацанов из фонда эффективной философии. Иначе за месяц не успел бы.

– А кому с ламами бороться поручат? Опять вам?

– Не, – сказал Ариэль, – я не потяну. Метафизика нашего посадим. С ним уже дополнительный договор подписали.

Т. молча покачал головой.

– И вот под такой проект, – продолжал Ариэль, – они готовы дать нормальные бабки. Не напрямую, конечно, а через один банчок. Пантелеймон тридцать процентов назад хочет, но они столько дают, что и после отката все пучком: отдаем кредит, выплачиваем остатки по контрактам и выходим в зеленый плюс. И, главное, какая схема красивая, только подумайте – раньше наброски романа переносили в иронический шутер, а теперь наброски иронического шутера переносим обратно в роман, все перемешиваем и впариваем тому самому архимандриту Пантелеймону, из-за которого у меня синяк под глазом. Прямо молодым камикадзе себя чувствуешь, хе-хе…

– Ками… кем?

– Это японизм, батенька. У него два значения – летчик, погибший при атаке на большой корабль, или министр, укравший миллиард во время реформы. Я, естественно, в позитивном смысле.

Т. мрачно усмехнулся.

– Что же во всем этом позитивного?

– Как что. Все в выигрыше – мы контракт закрываем, Армен Вагитович кредит возвращает, Пантелеймон… Кстати, смешную историю забыл рассказать. Пантелеймон этот, когда объяснял, как с ламаизмом бороться, вспоминал одного армяна из тантристов, с которым в стройбате служил. Этому армяну прапорщик-чурка каждое утро говорил на разводе: «йа ибал твой папа, твой мама и твой лама…»

– А я? – перебил Т. – Вы говорите, все в выигрыше, а я?

Ариэль развел руками, и Т. вдруг заметил, что и руки, и сам Ариэль стали прозрачными: сквозь них теперь просвечивало выходящее на Фонтанку окно.

– Сами понимать должны, – сказал Ариэль. – Чем смогу, постараюсь помочь. Только ситуация у нас объективно весьма сложная, и на каком-то этапе придется…

Он провел себя двумя пальцами по шее и, элегантно продолжив движение руки, поднес к призрачным глазам такие же призрачные часы.

– Но на этот раз никакой серой пустоты, обещаю. Все будет наполнено до краев. Как говорят в Тибете и Голливуде, смерть – это только начало, хе-хе… А сейчас, граф, мне пора. Я в ближайшее время занят – побои, заявление в суд, потом в Хургаду поеду на две недели. Так что вряд ли мы с вами скоро встретимся за коньячком. Не скучайте.

– Что будет дальше? – спросил Т.

– Сначала Гриша сюжетец подтянет, чтоб смысловых лакун не было. А как вернусь, посмотрим. Постараюсь безболезненно.