Сыщик и канарейка

Раньше все было иначе. Где бы я ни находился, день начинался с острого клинка и барсучьей кисти. После госпиталя и увольнения из армии бритье стало для меня мучением. В плохой день, как сегодня, пальцы не желали сгибаться вокруг рукояти клинка, и раз за разом приходилось поднимать его со дна раковины. В плохой день на щеке проступали порезы, будто я подросток, впервые в жизни стащивший бритву отца. Оставалось только радоваться тому, что после посещения Толлерса в гипсе оказалась правая рука, и без того практически бесполезная. Но все равно ситуация до унижения напоминала первые дни в госпитале, когда я никак не мог приноровиться к своему новому существованию.

И все равно каждое утро я добровольно повторял эту экзекуцию. Я мог отпустить бороду. Пойти к цирюльнику. Но упрямо продолжал, убеждая себя в том, что так мог оценивать, насколько прогрессирует мое состояние. Ложь. Не зная другой жизни, я хватался за останки прошлой.

Стук в дверь заставил меня прерваться. Протерев лезвие, я положил бритву на туалетный столик и пошел открывать Эйзенхарту. Кто еще мог навестить меня вскоре после рассвета?

Я обнаружил его под дверью с вощеным картонным стаканом с кофе и томиком «Реаниматора». Второй стакан – пустой – стоял на подоконнике.

– Надеюсь, вы здесь не для того, чтобы обсуждать литературу. На часах нет еще восьми.

Виктор протянул мне кофе, и я машинально потер не отошедшую после судороги руку.

– Оставьте лучше себе, – пришлось отказаться. – И скажите, что вы хотите.

– Пена, – постучал он по левой щеке. – Вот здесь, возле уха. А насчет литературы, кстати, любопытная тема. Вы заметили, что танатологи всегда изображаются в книгах как полные психи? Так и хочется спросить…

– Что не так с этой профессией или со мной, что я решил ею заняться? Насколько я помню, вы задавали этот вопрос.

Не один раз. После того как я принял предложение университета, эта тема стала любимой на обедах у леди Эйзенхарт.

– И все же. У всех этих персонажей, насколько безумны они ни были, имелся мотив: стремление вернуть близкого человека, маниакальное служение науке, желание завоевать мир… А в чем ваша цель, доктор?

– В зарплате. Это все вопросы? В таком случае увидимся завтра у вашей матери.

Я попытался закрыть дверь, но Виктор ловко подставил ботинок.

– Подождите. Хочу вам предложить кое-куда съездить.

– Нет, спасибо.

Ужом он проскользнул внутрь.

– Но почему? Вы еще не дослушали! У меня есть наводка на человека, ответственного за наше с вами приключение в прошлые недели. Составьте мне компанию.

Я вздохнул. На мой вкус, было еще слишком рано, чтобы терпеть Виктора.

– Вы обратились не по адресу. Вам нужно полицейское подкрепление.

– Никакого подкрепления! – горячо возразил он. – Считайте, это тайная операция.

– Настолько тайная, что вы не доверяете даже Шону?

– Он занят, – уклонился от ответа Эйзенхарт. – Ну же, док, соглашайтесь! Это совершенно безопасно. Не заставляйте меня скучать в одиночестве.

– Вы ведь не ожидаете, что я вам поверю? Позовите за компанию кого-нибудь из ваших коллег.

Виктор тяжело вздохнул.

– Ладно. Я надеялся, сумею вас уговорить. Придется ехать одному.

Это уже было манипуляцией… На которую я ожидаемо попался. Ни один идиот не должен ехать по такой наводке один. А с Эйзенхарта сталось бы исполнить угрозу – просто чтобы заставить меня испытать чувство вины.

– Стойте, – велел я. – Давайте сюда ваш кофе.

Эйзенхарт с извиняющимся видом протянул мне стакан, уже полупустой.

– Я займу столик в кафе на углу, пока вы собираетесь, – пообещал он. – И закажу вам новый.

– И запла́тите за него.

Вздох, который испустил Эйзенхарт, должен был заставить меня усовеститься и перестать объедать бедного полицейского, но я был несгибаем.

– По утрам с вами безумно сложно договориться, – пожаловался он.

– Так не приходите ко мне настолько рано.

Это было рациональное предложение, но Виктор меня уже не слышал, спускаясь по лестнице и по-мальчишески перепрыгивая через ступеньки. Покачав головой, я отправился собираться.

Когда я спустился в закусочную, Эйзенхарт приканчивал очередную порцию кофе, а на моем месте стояла еще скворчащая яичница с помидорами. Взятка. Но действенная.

– Итак, – спросил я, отламывая половину булки, – что это за тайная операция?

– Ничего особенного, – торопливо заверил меня Эйзенхарт. – Я вычислил человека, организовавшего нападение на вас, он был объявлен в розыск…

– Николас Хардли, кажется?

Я припомнил новое объявление в городской газете – практически идентичное тому, с которого все началось.

– Ага, – Виктор не удержался и все-таки стащил из корзины с хлебом рогалик. – Вчера вечером нам позвонили и сообщили, где он должен находиться. Осталось только приехать по адресу, задержать его, и дело закрыто.

Как удобно.

– Часто вам так удачно помогают в расследовании?

– О да, – непередаваемым тоном ответил Эйзенхарт. – Что бы мы делали без помощи сознательных горожан, исполняющих свой гражданский долг. Еще кофе, доктор?

Я посмотрел на часы, на которых было три четверти девятого.

– Разве мы не спешим? Не боитесь, что Хардли ускользнет от вас, пока вы сидите тут?