Сыщик и канарейка

– Франт какой-то, – торговка пожала плечами. – Хлипкий, будто пополам сломать можно, но сила, она внутри, чувствуется. Остального не скажу. Темно было, особо и не разглядишь.

Описание было мне незнакомо.

– Но он был быком, – ради проформы уточнил я.

– Э, не, точно скажу, не был.

– Вы сами сказали, что было темно.

– Было, – согласилась торговка. – Только, как говорят, бык быка узнает издалека. Этот быком не был.

– Вы не задали самый интересный вопрос, док, – подсказал мне Виктор. Глаза его весело блеснули в свете фонаря.

– Какой же?

– Когда был уплачен аванс.

– Аккурат первого и был, – откликнулась торговка.

В голове билась какая-то мысль, отдавая болью в висок.

– Не сходится. Хевель был убит…

– Позже, – закончил за меня Эйзенхарт.

Этот человек знал, когда умрет Яндра. И подготовился.

– Но кто это был? И, если он не бык, как он связан с Алефом?

– Пойдемте-ка. Мне еще нужно вернуться в управление. – Поблагодарив торговку, Эйзенхарт направился обратно в сторону центра. – Я считаю, что он никак не связан с Алефом – потому что Алефа не существует.

– Но…

– Инсценировка. Спектакль для простофиль, склонных видеть то, что им хочется, даже если этого нет.

Мне стало интересно.

– Вы не верите в существование тайных сообществ?

Каждый мало-мальски приличный человек в империи сталкивался с тайными и закрытыми ложами на своем пути. Социальные круги пронизывали наше общество насквозь, объединяя единомышленников, коллег, даже соседей. Отрицать их существование было так же странно, как не верить в воздух.

– Конечно же, они существуют, – хмыкнул Эйзенхарт. – Другое дело, что цель их существования не та, что заявляется.

– Например?

– Стадо. Цель организатора любого объединения – получить стадо бездумных, но слепо верящих ему исполнителей. Все остальное – не более, чем прикрытие.

– Вы категоричны.

– Потому что так оно и есть, – резко ответил Эйзенхарт. – Любая ваша ложа построена на круговой поруке, а она, рано или поздно, имеет свойство затмевать честь, достоинство, закон, все, что на самом деле имеет значение. – Чувствовалось, что тема вызывает у него болезненную реакцию. Словно впервые не он, а я разбередил старую рану. – Впрочем, это не имеет значения. У Алефа – или как там назывался тот кружок, в который записались ваши преследователи, – нет ничего кроме эмблемы и кучки членов. Он не на слуху ни в Гетценбурге, ни в империи, ни на материке.

– В этом смысл тайных сообществ, – резонно отметил я.

– Чепуха. Спросите меня, где засели Черепа или Общество Зейца, я вам отвечу. Слухи питают землю в той же степени, что питаются нами самими, нужно только суметь найти в них правду. Но если о чем-то даже слухов не ходит, этого не существует.

И разгромили мою комнату несуществующие члены несуществующего круга. Впрочем, на этот аргумент у Эйзенхарта тоже нашелся ответ.

– Та же инсценировка. Хотя, не скрою, уверен: тот, кто это устроил, получил моральное удовлетворение, отплатив вам за то, что вы посмели нарушить его планы.

– И кто же этот некто? В последней вашей версии, насколько я помню, фигурировал лишь таинственный заказчик – и несуществующее общество быков.

Виктор не ответил.

– Время уже позднее, доктор. Возвращайтесь домой.

Глава 15

Комиссар Роббе

Роббе неслышно отворил дверь и вошел в кабинет – вернее, попытался войти. Осуществить намерение помешали бумаги, устилавшие потемневшую от времени паркетную доску. Поддев несколько листов носком войлочного тапочка, он все-таки проскользнул внутрь.

– На тебя архив жалуется, – сообщил он своему подчиненному. – Говорит, ты их обокрал. Вижу, это так.

– Хм-м?

Виктор поднял взгляд от раскрытого досье.

– Здесь должна быть система, – комиссар осторожно пробрался к стулу для посетителей. Привычка Виктора сортировать бумаги прямо на полу, вместо того чтобы использовать для этого стол, была ему хорошо известна, так что сделал он это со сноровкой, полученной за годы работы с Эйзенхартом-младшим. – Иначе ты бы не стал запрашивать все дела на быков за последние восемь лет, верно?

– Почему ты спрашиваешь?

Роббе помедлил с ответом.

– Ты выглядишь… уставшим.

Это было правдой: даже тусклый свет настольной лампы не мог скрыть заострившиеся черты и темные круги под глазами.

– Только не начинай, – скривился Виктор. – Мне закатать рукава, чтобы ты поискал следы от уколов?

– У меня есть причина просить тебя об этом?

Виктор закатил глаза.

– Я тебе давал хоть один повод во мне усомниться?

– Тысячу и два. И все же, – комиссар смягчился, – тебе стоит отдохнуть. Я третью ночь подряд вижу тебя в управлении.

– Отдохну, когда перестанешь разговаривать со мной как с одним из своих птенцов, – криво улыбнулся Виктор, подкидывая досье к стопке в центре комнаты.

– Только когда ты перестанешь вести себя как они, – парировал комиссар. При упоминании шалопаев-сыновей его лицо осветилось отцовской гордостью.

– Выходит, никогда. Но серьезно, сейчас не до отдыха. Погляди-ка.

С открытки на Роббе смотрели два пухлощеких младенца. Комиссар перевернул ее. Дешевая почтовая бумага представляла занимательный контраст каллиграфическому почерку.