Syntheism - Creating God in the Internet Age

Реляционистский аргумент состоит в том, что, хотя второй закон термодинамики применим в рамках изолированных подсистем Вселенной, это вовсе не означает, что он распространяется на Вселенную как единое целое. Скорее наоборот: Вселенная в целом демонстрирует историю с постоянно возрастающей со временем степенью сложности, с неуклонно растущим количеством информации, где общее растущее количество информации коррелирует с общим растущим количеством энтропии. Это означает, что энтропия может увеличиваться локально за счет информации, в то время как информация увеличивается глобально за счет энтропии. И именно так де-факто выглядит наша Вселенная сегодня. Если теория и эмпирические данные не сходятся по существенным пунктам, то, возможно, стоит прежде всего пересмотреть и изменить теорию.

Фундамент философского реляционизма заложили американские прагматики конца XIX века, ярким примером чему служит известная цитата Пейрса "Закон - это par excellence вещь, которая хочет причины". Он утверждает, что законы природы должны быть разумно подвержены эволюции в той же степени, что и все остальное в мире, и поэтому они никогда не могут быть предопределены. Просто причина следствия предшествует следствию, а это само по себе не требует вечного закона. Пирс доходит до того, что говорит, что если предположить, что время является фактической константой, то поведенческие модели природы по необходимости должны рано или поздно измениться с течением времени. После революционного вклада Пирса философский реляционизм четко вписывается в прагматистскую метафизику. И именно в рамках прагматизма он получает свое полное развитие, когда англо-американский философ Альфред Норт Уайтхед, параллельно с борисовской революцией в физике, публикует в 1929 году свой манифест "Процесс и реальность".

Американский философ Майкл Эпперсон в книге "Квантовая механика и философия Альфреда Норта Уайтхеда" показывает, как Уайтхед - любимый ученик Уильяма Джеймса, второй родоначальник американского прагматизма, помимо Пирса, - в одиночку строит реляционистскую, а не релятивистскую метафизику параллельно и совершенно независимо от революции в квантовой физике, которая начала набирать обороты в 1920-е годы. Согласно Уайтхеду, чье имя стало почитаемым среди физиков после публикации в 1913 году его математического тома Principia Mathematica, написанного в соавторстве с его учеником Бертраном Расселом, существование, по сути, состоит из текущих событий, а не из атомистических объектов. Таким образом, история - это бесконечное количество событий, наслаивающихся друг на друга, где интенсивная и конкретная серия мобилистских событий всегда предшествует постоянному и абстрактно вечному объекту. События опыта Уайтхеда можно описать как своего рода лейбницевскую монаду - но не без окон, как Лейбниц представляет себе монады, а с множеством окон, которые постоянно широко открыты для окружающего мира.

Что делает Уайтхеда первым полноценным реляционистом среди мобилистских мыслителей и особенно интересным с точки зрения синтеза, так это, конечно, то, что он не понимает одержимости убийством идеи Бога, которая наблюдается у многих его современных коллег-философов (в частности, у Рассела, который после строгого воспитания в великосветской британской аристократии ненавидел все, что ассоциировалось у него с религией). Согласно Уайтхеду, творчество - это внутренняя сущность бытия, и это творчество, которое он называет Богом, пронизывает каждое из бесчисленных текущих событий, разворачивающихся на протяжении всей истории уайтхедовской вселенной. Согласно Уайтхеду, не использовать эластичное, убедительное и чрезвычайно функциональное понятие Бога, чтобы охватить эту фундаментальную креативность - тем самым формулируя теологию процесса в той же мере, что и философию процесса, - было бы равносильно тому, чтобы выплеснуть ребенка вместе с водой без причины и без всякой пользы.

Согласно Уайтхеду, Бог просто не мертв, а лишь резко изменен - в свою очередь - резко изменившимися условиями. В нем нет ненавистного желания перерезать горло Богу, когда это понятие действительно оказывается полезнее, чем когда-либо, но в таком случае именно как синтетический инструмент и не более того. Параллель с синтетической формулировкой Энтеоса как названия колебания между Атеосом и Пантеосом поразительна. Ведь что такое одержимость Уайтхеда творчеством как движущей силой существования, если не обожествление энтеистического производства различий? Работа "Процесс и реальность" настолько радикально реляционистская и теологически творческая, что она - в которой происхождение как Атеос и события как Пантеос объединяются с творчеством как Энтеос, и где результатом является сегодняшняя Вселенная - заслуживает того, чтобы считаться синтетическим манифестом par excellence. То, что термин "теология процесса" впервые ввел и использовал один из учеников Уайтхеда, американский теолог Чарльз Хартшорн, не вызывает ни малейшего удивления.