Это означает, что воля к власти - не какой-то космический драйв, как думает Ницше, а необходимый этический принцип, идеально приспособленный для конечного существа на планете, пронизанной борьбой за ограниченные ресурсы, позиция за действие и против реакции в этическом столкновении между ними. С волей к власти в качестве этического принципа, синтетизм - как доктрина, созданная людьми для людей, - за утверждение и против ressentiment. Однако существование функционирует как единое целое, как одно большое колебание между Атеосом (небытием) и Пантеосом (бытием) на всех уровнях, с максимумами и минимумами интенсивных колебаний и колебательной интенсивности. В этой Вселенной существует только огромная множественность ради нее самой, без какой-либо необходимости или возможности для какой-либо конкретной воли или чего-либо, чем можно было бы овладеть и тем самым иметь власть над ним. У Вселенной нет никакой направленности, которую предполагает воля к власти. Скорее, ницшеанский релятивизм следует рассматривать как особенно продвинутый предшественник расширенного реляционизма, который Уайтхед, Делез и их последователи построили в XX веке - например, добавив к ницшеанской философии процесса более радикальный протореляционизм Лейбница и Спинозы, - где синтетизм - это просто название религии процесса, сопровождающей уайтхедовскую и делёзовскую философию процесса.
В рамках философии процесса онтология и эпистемология тесно переплетаются друг с другом. Бытие и движение взаимодействуют таким образом, что движение может быть преобразовано в бытие и постигнуто как бытие только через агглютинативную онто-эпистемологию. Диалектика между этернализмом и мобилизмом - это онто-эпистемология эпохи Интернета (см. "Глобальная империя"). Контингентная реальность должна быть заморожена в пространстве-времени, чтобы ее можно было постичь и декодировать; она должна быть этернализирована. Чем больше факторов взаимодействуют при таком замораживании, тем более качественной становится этернализация. Внутренняя этернализация должна быть затем приведена в движение заново и отброшена во внешнюю мобилистскую реальность, а не - как бы это ни было заманчиво для платонистского импульса - неверно истолкована как некая вечная истина о существовании. В целом синтетическую онто-эпистемологию не устраивают никакие вечные истины в платоновском смысле; ее утопия скорее несовершенна, чем совершенна. С другой стороны, она заинтересована в огромном интеллектуальном прогрессе, который может быть достигнут при сравнении качеств истинности именно в отношениях между различными гипотезами. Истина не вечна и не релятивистская - даже истина реляционна.
Этернализации не только онтологически, но и эпистемологически взрывоопасны, если они понимаются и используются именно как реляционистские феномены и никак иначе. Синтетически мы можем описать диалектику между этернализмом и мобилизмом как постоянно продолжающиеся колебания по оси между, с одной стороны, Атеосом и Пантеосом, а с другой - Энтеосом и Синтеосом. Этернализм сам по себе должен рассматриваться как откровенный невроз, мобилизм сам по себе - как столь же откровенный психоз. Функциональное равновесие возникает в диалектике между ними, где этернализм также приводится в движение, отбрасывается в мобилизм, мобилизуется, чтобы иметь возможность управлять отбором восприятием мыслимых отклонений от предыдущих этернализаций огромного, непрерывного потока информации, поступающего в органы чувств. Сумма этернализма и мобилизма никогда не может превышать ста процентов. Чем сильнее этернализация, тем слабее мобильность; чем выше мобилизация, тем ниже вечность.
Не существует внешнего бога вне диалектики между этернализмом и мобилизмом. Синтетические концепции Атеоса, Пантеоса, Энтеоса и Синтеоса, например, производятся внутри диалектики, а не вне ее. Тот факт, что сама природа постоянно порождает новые эмерджентности, означает - как доказывает теоретик синтетической сложности Стюарт Кауффман в своей книге Reinventing The Sacred - что нет необходимости во внешнем боге. Чем глубже мы погружаемся в реляционистскую онто-эпистемологию, тем отчетливее она порождает собственную этику, резко контрастирующую с платоновским морализмом с его осуждением движения и изменений в пользу вечного бытия; совершенного и потому неизменного мира, которого не существует. Но реляционистская этика не поддерживает некий хаос за счет космоса. Диалектика между этернализмом и мобилизмом, напротив, порождает энтеистическую этику. Открыть себя изменчивости - значит утвердить активное утверждение. С другой стороны, закрыться в борьбе с изменчивостью - значит отдаться реактивному ressentiment. Лакан живописно описывает этернализм как мужской, а мобилизм - как женский полюс в диалектическом соотношении между ними. Основатель даосизма Лао-цзы, философ-энтеист, конечно же, называет их инь и ян.