Свой — чужой

— Понял я, Валера, понял… Я ведь постарше тебя, поэтому таких Ермиловых редко, но доводилось встречать. Ты, кстати, запомни на будущее — они самые преданные люди, но, когда Красная Армия войдет в Берлин, они своим боссам тихонечко финки под ребра вгонят и, единственные, красиво и спокойно уйдут…

Штукин несогласно мотнул головой:

— Юнгеров под финку не подставится. По крайней мере подловить его будет сложно. Он нутром людей чует, и не только их породу, но и сиюминутные настроения, эмоции… В нем очень много энергии, жизненной силы…

— И в чем же это выражается?

— Да в том, как он живет! Вот едет он, допустим, в администрацию района — весь такой в костюме, в галстуке за пятьсот долларов, а на его объекте рыбу мороженую как-то не так разгружают. Так он врывается на склад, как комдив, и орет: «А если я за пятнадцать минут один шаланду разгружу — могу тогда по харям вам надавать?!» Все молчат. А он разгружает — весь в рыбе, потом залезает под холодную струю на мойке, хватает в этом же универсаме чуть ли не с витрины новый костюм и рубашку и орет директору: «За твой счет!» И только после этого всего уматывает к главе администрации.

Ильюхин улыбнулся:

— Действительно, симпатичным он у тебя получается… На такого, чтобы завалить, — китобойный гарпун нужен…

Валерка сузил глаза и спросил негромко, но жестко:

— Кому?

Странно, но полковник взгляд не выдержал, глаза отвел и пробормотал в сторону:

— Кому, кому… Гамернику в том числе…

Штукин взгляд не отводил, но молчал, понимал, что все равно ничего из Ильюхина не вытрясет. Захочет — сам скажет. Не захочет — бесполезно пытать.

— Гамернику в том числе, — повторил Виталий Петрович, а потом вдруг махнул рукой и добавил: — Ведь я, Валера, все-таки узнал, кто вас расстреливал, где они живут и кто они такие.

На мгновение Валерке показалось, что в кафе вдруг стало очень тихо, — просто его сердце заколотилось так громко, что перекрыло все остальные звуки. Штукин облизал пересохшие губы и качнулся вперед:

— Хотелось бы на этих товарищей хоть одним глазом взглянуть…

— Кому? — вернул Ильюхин вопрос Валере — с той же самой интонацией.

Штукин, однако, даже и не заметил подколки:

— Взглянуть хотелось бы и мне, и Денису. Мы право имеем, ведь это они и нас расстреливали. И не их вина, что не добили. Они-то все грамотно сделали. Нас, наверное, судьба уберегла. Так что мы имеем право.

Полковник подпер щеку рукой:

— Ты, Валера, договаривай… Договаривай, что еще на них очень хотел бы и Юнгеров посмотреть, — и знаешь, для чего? Я отвечу: для того, чтобы они получили под старым дубом все, что им причитается.[136]

Штукин непонимающе потряс головой:

— Старый дуб — это просто к слову?

Ильюхин усмехнулся:

— Старый дуб — это не просто к слову, но ты не заморачивайся… И вот что я тебе еще скажу: мы тут с тобой сидим не для того, чтобы помочь кому-то с кем-то разобраться, понял?

Внезапно лицо полковника скривилось, словно от сильной зубной боли. Валерка не мог читать мысли, поэтому не узнал, что Ильюхин в этот момент подумал: «А на самом деле получается — что именно для этого и сидим, прости господи!»

Штукин снова начал нервно ерошить пальцами волосы:

— Виталий Петрович, а зачем же вы мне тогда о Гамернике-то… Я ведь тоже — человек. У меня свой счет есть!

Ильюхин ждал этот вопрос:

— Я тебя, Валера, ориентирую. Ты должен настоящей информацией обладать, чтобы лучше чувствовать, чтобы понимать по мелким оговоркам возможное развитие событий. Еще раз подчеркну: я тебе сказал об исполнителях не для того, чтобы их кому-нибудь сдавать. Знаешь, не все так плохо! О стрелках я сказал лишь для одного — чтобы подчеркнуть, что они имеют самое непосредственное отношение к Гамернику. Стало быть, у Юнкерса мыслят в правильном направлении. А информация оперативная — это не сакральное знание. Информация, как вода, — где-нибудь, да просочится. И Юнгеров рано или поздно начнет отвечать Гамернику. Ну не сможет он не ответить — так ведь?

Валера посмотрел на полковника очень нехорошими глазами:

— И в чем же он будет не прав?

Ильюхин сделал вид, что не замечает этого взгляда:

— А в том, что, сделав это неуклюже, он может попасть в крайне неприятные отношения с государством… Или сам ничего не будет делать, все Ермилову поручит?

Валера медленно качнул головой:

— Нет, в этом случае он не поручит Ермилову, хотя тот, наверное, будет настаивать.

— Вот! — поднял вверх указательный палец Ильюхин. — Юнгеров захочет поступить по-человечески, а людям свойственно ошибаться, особенно когда их чувства задеты…

— Ну да, — неприятным голосом перебил полковника Валера. — Гамерник-то не попадет в неприятные отношения с государством!

Виталий Петрович нахмурился: