Свой — чужой

— Ты знаешь… теоретически, по гамбургскому счету, наша задача — заставлять Гамерников и Юнгеровых… да, да, и Юнгеровых — вести споры не привычным им способом, через двери лифта, а цивилизованным. Такая задача в обыденной милицейской работе — утопична, но в нашем конкретном мероприятии — возможна.

Валерка долго молчал и хлопал глазами, потом начал неуверенно переспрашивать:

— Это в том смысле, чтобы Юнгеров на расстрел ответил бы не стрельбой, а какими-то легальными действиями? Чтобы он руками милиции попытался бы Гамерника раздавить? То есть — Гамерник будет стрелять, а Юнгеров…

— А ты уверен, что Гамерник будет только стрелять?

Новый вопрос снова заставил Штукина сбиться с мысли. Ильюхин смотрел на него серьезно, не улыбаясь даже глазами.

— В каком смысле?

— Да все в том же, в прямом. Такие люди, как Гамерник, опасны тем, что для них хороши все средства — подлые и благородные, легальные и нелегальные. Они умеют сочетать, понимаешь?

— То есть… Вы хотите сказать, что Гамерник, кроме стрельбы, может попробовать еще и официальным, легальным путем нанести вред системе Юнгерова?

— Конечно, Гамерник — человек широких взглядов. А вот Юнгеров, боюсь, не способен выставить в ответ такую же палитру возможностей — именно потому, что он душевно здоровее. Хотя то, что он здоровее, еще не значит, что он здоров.

— А Гамерник?

— Гамерник — просто сволочь, если уж быть точным в формулировках, но это касается его натуры, а не профессии. Понимаешь? Профессия-то у них с Юнгеровым одна. Оба они бывшие бандиты, ныне стремящиеся в олигархи.

Штукин почесал затылок:

— Ну да… Как у вас с Крыловым — тоже профессия одна…

Полковник рассмеялся, причем искренне:

— Уел. Молодец. А все правильно: Крылов — человек войны. И не потому, что неуч, — дело свое он знает. Просто он искренне считает, что мир состоит из войны. Так же, как когда-то, когда он работал (а вернее — сидел) в лагере и считал, что мир состоит из ЗЭКОВ, а кстати, где-то там еще есть и свободные, но это, в принципе, не очень важно, потому что ничего не меняет. Такой, знаешь ли, взгляд снайпера на дуэль Пушкина: попал, промахнулся…

— А вы, стало быть, человек мира?

Виталий Петрович пожал плечами:

— Ну, в сравнении с Крыловым — считай что да. И кстати, именно поэтому я и вижу в качестве основной нашей с тобой задачи — недопущение резни… Но это только я так считаю. А выше меня — там другие мнения. Там полагают, что главная задача — это реализация оперативных материалов. Успех для них — это уголовное дело. А уголовное дело — проще всего именно на резне и состряпать. И будет у нас тогда сволочь Гамерник — терпилой… Ну, теперь-то понял?..

— Теперь понял, — очень тихо ответил Валера и долго молчал, пытаясь переварить услышанное. Получалось, что Ильюхин все же намекал на что-то изо всех сил, как мог… И намекал он, как это ни странно, на то, что может помочь Юнгерову и навредить Гамернику. Хотя прямо полковник так ничего и не сказал. И вообще, Штукин не был до конца уверен, что понял Ильюхина правильно.

— Виталий Петрович, — спросил наконец Валера. — Я вот стараюсь все понять, но… Почему все-таки меня к Юнгерову решили внедрять, а не к тому же Гамернику? Раз он такая сволочь?

Ильюхин скривился:

— Это он для нас с тобой — сволочь. А в Москве к нему принципиально иное отношение может быть.

— Как к белому и пушистому?

— Как к белому, пушистому и полезному.

— Даже так?

— А ты что, маленький совсем? Сам же про колбасный завод и министра тут митинговал…

Штукин достал сигарету и долго смотрел на нее, не прикуривая:

— Так что же получается… Гамерник заказывает расстрел, не по его вине я остаюсь живым, а потом меня внедряют к Юнгерову, что объективно очень полезно Гамернику.

Показалось Валерке или нет, что в глазах полковника мелькнула какая-то тень? Ильюхин потом прикрыл глаза ладонью, опять начав потирать пальцами лоб.

— М-да, — сказал Штукин, так и не дождавшись никаких комментариев, что само по себе тоже было ответом. — Интересное кино… Кстати, с точки зрения раскрытия тех трупов — конечно, правильнее было бы меня к Гамернику засылать, а не к Юнгерову… Чтобы правой рукой левое ухо не чесать… А может, к Гамернику тоже кого-то засунули?

— Сие мне неведомо, — откликнулся наконец Ильюхин. — Но я в этом сильно сомневаюсь.

— Мне б туда, — вздохнул Валерка. — Но нельзя…

Виталий Петрович аж рассмеялся:

— Жеглов ты наш… «Мне б пойти…» Внедряться понравилось?

— Очень понравилось. Непередаваемый букет ощущений.

Они еще посидели, покурили молча. Долгий разговор вымотал обоих, а некоторые вопросы все же так и оставили открытыми… И оба понимали, что при этом разговор и так шел на пределе доверительности…

…Уже перед самым уходом Штукин вдруг вспомнил кое-что, совершенно не имеющее отношения к главной теме:

— Виталий Петрович, а у вас некий Филин еще работает?

Валерка не знал, что именно Филин формально и был инициатором его внедрения, зато это знал сразу насторожившийся Ильюхин:

— А он тут при чем?

Штукин зло улыбнулся: