Однако, последуем начатому. Выше мы отметили, что фактичность данного, если оно находится в здесь-и-сейчас наличии, препятствует проникновению знака, который таким наличием оказывается нейтрализованным. Функция знака отменяется там, где она указывает на присутствие самого знака, то есть в позиции, где знак должен не присутствовать, а существовать. Эта смена позиций является разрушительной. Если на пепельницу, стоящую у меня на столе и каждый день мной используемую, навесить какой-нибудь ярлык, указывающий, что этот предмет есть пепельница, то, по всем семиотическим правилам, это действие не будет иметь никакого смысла. Известное мне слово «пепельница» и означаемый им предмет давно образуют в моем сознании жесткую структуру, которая для меня как носителя русского языка не нуждается ни в каких дополнениях. Навешенный на пепельницу ярлык неизбежно становится в этом случае знаком «самим по себе», теряющим свое значение. Он теряет значение из-за того, что не присутствует на отсутствии предмета, как любой смыслообразующий знак, а существует в присутствии последнего. Строго говоря, знак не может существовать, так как, существуя, он всегда оказывается «самим по себе» и тогда наступает предел его же собственному знаковому действию. Он может присутствовать в чужой данности, а если совсем точно, в данном чужого отсутствия, где пребывает в различии с самим модусом существования. Но даже в только что описанной ситуации, когда навешенный на предмет знак избыточен и лишен смысла, я все равно не нахожусь с предметом, я его не вижу, или я его не вижу как предмет, или он находится для меня вне своей предметности. Я не вижу данность этого предмета, она остается для меня невидимой. Я вижу не предмет, а пепельницу.