Свод (СИ)

— Зачем ей бежать, да и куда? Я-то привык мытариться по белу свету, а она? А так у молодого пана и накормлена, и досмотрена, и работой сильно не травят.

— Так за что ж, Базыль, эдакого пана да на осину?! Хм. — Удивился Степан, видя, как старательно что-то переваривает голова литовца. — Понятно, когда паны жилы из людей рвут или убивают, почём зря, тогда им самое место — в петлю. Не будь он сыном Королевского Подскарбия я тут же бы развернул сотню, хотя, — не стал больше особенно допытываться Простов, — тебе, конечно, паря, виднее, наше-то дело малое. Главное, чтобы попусту не ковылять невесть куда. Добычу в мешок, да побыстрее к войску вернуться, а сделать это нужно не позднее декабря.

— Вернёмся, пан сотник, — тяжело выдохнул Хмыза, — к тому времени вернёмся. И добычи богатой из тех земель наберём и. панов местных в петлю, …всех.

Степан только пожал плечами, да махнув Базылю, мол, иди, поднялся и стал застёгивать засаленный походный кафтан…

Михалина шла к бабке Анатоле. Ворожея жила в глухом лесу у большого Олтушского озера[v], плотно окружённого трясинами да болотами. В тени известной всей округе Варвары мало кто помнил о сухой старушке, что как болотная берёзка прожила в лесной глуши, проводя всю свою жизнь в напрасных трудах — сводя пришедших за помощью людей с их прошлым и будущим. Всем известно, что подобная стезя неуклонно требует себе обязательный оброк самого строгого жертвоприношения — одиночества. Вот и Анатоля в своём давнем решении ведать или не ведать выбрала первое, а вместе с ним и судьбу отшельника.

Жива она или нет спросить было не у кого, а потому, искать её следовало в крохотной лесной избушке недалеко от большой воды. Там, собирая травы, да каждодневно молясь пращурам и древним Богам о спасении собственной души, она к нынешним временам прожила уже более полувека. Чтобы перечесть всех родственников бабки Анатоли хватило бы пальцев одной руки. Среди них значился и отец Михалины, безвременно угасший что-то около десяти лет назад от долго травившей его костоеды[vi].

Давно, когда родители были ещё живы, а маленькие Базыль и Михалина топтали пыльные жизненные дорожки ещё босыми детскими ножками, бабка несколько раз приходила в гости к Хмызам. Михалина, как и все дети относилась ко всему загадочному трепетно, а потому хорошо помнила, как Анатоля говорила матери, чтобы та отвезла больного отца к ней на болото. Всё напрасно. Бабка ушла в лес и больше не появлялась. Может быть, решила, что двоих приглашений достаточно, а может…. Так или иначе, а мать не поверила в её силу. В довесок ко всему кто-то из соседей сказал, что все хвори отца как раз и накликала эта кривая болотная старуха, а уж этому-то поверить было куда как проще.

Что теперь о том судить: кто прав, кто виноват? Умер отец, а через три года от сухотки за ним ушла из жизни и мать. Остались Базыль и Михалина одни во всём белом свете. Бедные сироты никому были не нужны. Соседи и дальние родственники от них отмахнулись, как же, дай бог со своими детьми сладить, не то с чужими, тем более, что мальчуган-то сиротка слыл отчаянным аторвой и вором.

Вот и шатались они от двора ко двору, редко подъедаясь в корчмах да харчевнях на дармовой работе, а чаще отсиживая коленки, да выпрашивая милостыню. Брат как мог оберегал Михалину, не давая ей опуститься до плотно подобравшегося к ним омута грязи и беды, а она, не видя иного пути, шла по пятам за тем, кто ловко обучился облегчать от кошельков своими тонкими ручками тяжёлые и не очень пояса.

Недоброе детство настолько крепко прикормило его «татьевым хлебом[vii]», что и к зрелым годам Базыль так и смог обучить свои руки ничему толковому.

Михалина же напротив, часто нанимаясь и работая в разных местах, научилась многому. Время шло, и она стала всё дольше задерживаться в местах, где требовались её ловкие и умелые руки. Базыль же, почувствовав, как налаживающаяся жизнь сестры всё больше даёт ему свободы, ничего лучше не придумал, как с подачи кума собрать в лесу таких же лихих мужиков как сам, да пустить своё единственное недоброе умение в широкое русло.

С того-то самого момента и Михалине стало жить худо и самому атаману Хмызе доставалось немало, ведь его часто ловили. Не сложно представить, чтобы с ним было, если бы не хранила эту косматую голову шальная, чёрная удача. Знали бы обленившиеся жолнеры да судьи кого они не раз ловили за мелкие провинности, давно бы уже затянули конопляную верёвку на его тонкой вые…

Михалина сошла с дороги и ступила под безмолвные своды утреннего, осеннего леса. Здесь было значительно теплее, не было ветра, а мягкий покров лесной тропинки делал бесшумными её неторопливые, лёгкие шаги. Девушка переложила в левую руку крохотный узелок, с припасёнными для старушки гостинцами, и засеменила по выгнутому и затяжному спуску во влажную низину.