Свод (СИ)

Медлить и останавливаться не стоило. Дорога из этих мест к Олтушскому озеру хоть и одна, да уж больно она длинная, почитай вёрст восемь с гаком. Дум, собравшихся в девичьей голове, было достаточно для того, чтобы заполнить всё отпущенное на это время. В Мельнике никто не хватится. Пан, забрав с собой Рычы, (так, на мужицкий манер звала его Михалина) на весь день отправился в Патковицы, а без них в отлаженном домовом укладе чужой девушке, за которой присматривали только паны, просто не было места.

В самом начале пребывания в Мельнике Михалина уяснила себе одно: «делай что скажут, только будь на виду». Потом, присмотревшись к своей незамысловатой жизни у пана, она стала всё реже появляться на глаза господ. Когда не было работы, отсиживалась то парке у реки, то в лесу вдали от дома. Казалось бы, делай, что хочешь, иди, куда глаза глядят, только вот беда,идти-то ей было некуда. И если раньше быстро очнувшаяся от всей этой беготни по лесам девушка часто задумывалась о том, как бы это дождаться брата и сбежать с ним куда подальше, то теперь, когда в её жизни появился Свод…

«Ох, Свод». От одного его имени у бодро шагающей по лесной тропе девушки застывало дыхание, и немели ноги. Могла ли она подумать, что он станет ей таким родным в миг, когда неизвестные паны выкупили её тогда у сквалыги Винсента? Наверное, нет. В то время лихой дух побега толкал её в спину, говоря: «вот ещё счастливый случай. Прав брат, в жизни везёт ловкачам и пронырам. Плыви, Михалинка, по этой реке, а при удобном случае выберешься и на берег».

Да разве стала бы она тогда бежать, если бы только знала, что на самом деле от несчастий у позорного столба её спасла сама судьба. Видно это пан Бог указал ей тогда: «вот тебе добрый человек, будь с ним и не ходи больше лихой дорожкой брата». Чего там греха таить, Михалина достаточно видела в своей жизни мужиков, но Свод был другим. В нём не было этого показного бахвальства, присущего многим.

В отличие от других он никогда не пытался показать своих намерений, хлопая её что есть мочи чуть пониже спины. Да и зачем ему это было делать? Она сама не понимала, как, даже будучи подкошенным хворью, он легко смог взять в свои руки её вертлявое и никому не покорное сердце, а уж то, что пониже спины напитавшаяся счастьем девушка, с удовольствием отдала ему сама.

Едва её шальные мысли нечаянно коснулись сладких воспоминаний, задохнувшаяся от нахлынувших чувств Михалина почувствовала, как приятно заныло радостью сердце и прилила к животу кровь. Будто кто-то полил её хмельным мёдом, ох, как она любила! Чудно получалось, ведь они почти не общались. Достаточно было посмотреть в глаза друг другу, и тут же рука искала руку, а тело — тело…

Не в силах больше терпеть рвущееся из груди пламя, Михалина остановилась. Что ни говори, а весь этот долгий путь к бабке Анатоле она решила проделать только из-за Свода. Не понимая того, что с ней происходит, как и любая другая девушка, Михалина просто считала своим долгом обратиться к ведунье.

Пусть в этом сложном деле Боги да духи разберутся, а как сделают это, устами ворожеи скажут, ждать ли скорого счастья, подле своего возлюбленного?

К полудню высокие лесные своды расступились и открыли перед ней утыканные кривыми вехами[viii] полусгнивших жердей водно-грязевые пространства болот. Здесь следовало брать правее, в обход болота до самого Олтушского озера, а там где-то с версту идти вдоль берега. У самой воды будет выситься холм, или курган, наверху которого и должна стоять избушка Анатоли. Михалина никогда не была тут и помнила о расположении её дома только со слов отца.

На деле, для того чтобы добраться до озера, пришлось делать большой крюк. Уж больно расползлось болото от недавних дождей. Однако ж дальше путь был короток. Ещё издали ясно прорисовывался силуэт древнего кургана, с покатой вершины которого шёл слабый дымок. Знать бабка ещё жива. А если даже и нет, то тот, кто обосновался в её жилище, наверняка подскажет, где её могилка. Хоть будет кому помолиться памяти старушки, да поклониться её праху.

Подойдя к вросшей в землю избушке, Михалина не рискнула подойти и постучать в её крохотную дверь. Вместо того она стала у самого входа и, громко откашлявшись, спросила:

— Есть кто дома?! Не прогневайтесь, хозяева, хочу лишь узнать у вас, …здесь раньше проживала Анатоля Зеноновна!

Вначале внутри отшельничьего жилища было тихо, но, чуть погодя кто-то там зашевелился. Дверь тихонько дрогнула и приотворилась. Из неё появилась сухая, дрожащая рука, а затем сморщенное и тёмное, словно печёное яблоко лицо старухи. Её узкие, покрытые какой-то плёнкой, мутные глаза, привыкнув к свету, упёрлись в незнакомку.

— Адная ты? — слабым и дребезжащим голосом спросила бабка.

— Одна, — кивнула Михалина, и с готовностью подняв узелок, взяла обеими руками и подала его своей дальней родственнице. — Во, Анатоля Зеноновна, я вам розных прысмак прынесла. Я дачка Адама Хмызы, ці памятаеце такога?[ix]

Бабуля медленно перевела взгляд на протянутый ей узелок, а затем обратно на девушку.