Сущность христианства

Промысл есть преимущество человека; в нем выражается ценность человека в отличие от других естественных существ и вещей; он исключает человека из связи с мировым целым. Промысел есть убеждение человека в безграничной ценности его существования — убеждение. при котором он отрекается от веры в реальность внешних вещей. Следовательно, вера в Промысел тождественна с верой в личное бессмертие, с той только разницей, что здесь в отношении времени безграничная ценность определяется, как бесконечная продолжительность существования. Кто не имеет особенных притязаний, кто равнодушен к себе, кто не отделяет себя от природы кто считает себя частицей преходящего целого, тот не верит в промысл, т. е. в особый промысл. А между тем только особый Промысел есть Промысел в смысле религии. Вера в Промысел есть вера в собственную ценность. Отсюда вытекают благотворные последствия этой веры, но в то же время и ложное смирение и религиозное высокомерие, которое хотя не надеется на себя, но за то возлагает заботу о себе на Бога, — вера человека в самого себя. Бог заботится обо мне, стремится к моему счастью, к моему спасению; он хочет доставить мне блаженство. Я сам хочу того же, следовательно, мой собственный интерес есть интерес Бога, моя воля — его воля, моя конечная цель — его цель, и любовь его ко мне — мое обожествленное себялюбие.

Но вера в Промысел влечет за собою зависимость веры в и Бога от веры в промысл. Тот, кто отрицает промысл, отрицает, что Бог существует, или что то же, что Бог есть Бог, ибо Бог, не промысляющий о человеке, есть смешной Бог, лишенный наиболее божественного, наиболее достойного поклонения, существенного свойства. Следовательно, вера в Бога есть не что иное, как вера в человеческое достоинство,[53] вера в божественное значение человеческого существа. Но вера в (религиозный) Промысел есть вера в творение из ничего, и наоборот. Таким образом творение из ничего не может иметь другого значения, кроме только что рассмотренного значения промысла; и действительно оно не имеет другого значения. Религия выражает это в том, что делает человека целью творения. Все вещи существуют не ради себя, а ради человека. Всякий, кто, подобно благочестивым христианским естествоиспытателям, считает это учение высокомерным, объявляет высокомерным и само христианство. Ибо существование «материального мира» ради человека имеет бесконечно меньше значения, чем тот факт, что Бог, или как выражается Павел, почти Бог, существо, едва отличное от Бога, становится человеком ради человека.

Но если человек есть цель творения, значит, он является не истинным основанием его, ибо цель есть принцип деятельности. Различие между человеком, как целью творения, и человеком, как основанием его, заключается лишь в том, что основание есть абстрактная сущность человека, а цель есть человек действительный, индивидуальный. Человек знает, что он есть цель творения, но не знает, что он является его основанием, ибо он отличает от себя основание, сущность, как другое, личное существо.[54] Но это другое личное существо, эта творческая сущность есть на самом деле не что иное, как освобожденная от всякой связи с миром человеческая сущность, утверждающая себя в своей действительности посредством озорения, т. е. путем установления другого, объективного мира, как существования несамостоятельного, преходящего и ничтожного. Творение обусловливает собой не истинность и реальность природы или мира, а истинность и реальность личности, субъективности в отличие от мира. Здесь речь идет о личности Бога, но личность Бога есть освобожденная от всяких определений и ограничений природы личность человека. Этим объясняется искренняя симпатия к творению и отвращение к пантеистическим космогониям. Творение, как и личный Бог вообще, есть дело личного чувства, а не предмет науки и свободного разумения. Ибо творение служит гарантией, последним мыслимым утверждением личности или субъективности, как сущности особой, сверх и внемировой, не имеющей ничего общего с сущностью природы.[55]