Несколько лет мы с мамой жили на Севере, в маленьком, отстроенном на скорую рук, городке. До ближайшего крупного города и аэропорта – три часа езды на машине в хорошую погоду. По дороге, которую даже дорогой нельзя было назвать – скорее утрамбованная колесами колея. Кажется, мы добирались на «КамАЗе». Что я запомнила? Горящие факелы труб – нефть или это был газ? Не знаю, но горело очень красиво, разноцветными всполохами. Деревянные сараи, которые назывались домами. Квартиры-коммуналки для тех, кто приехал за «северными надбавками». Но не московские и не ленинградские легендарные коммуналки – в старых домах, с высокими потолками, длинными коридорами, по десять-одиннадцать комнат, а обычная двух- или трехкомнатная квартира с крошечными комнатушками, стены в которых были картонными. Мы считались богатыми – у нас было две комнаты и всего одна соседка в трехкомнатной квартире. Нет, эти домишки не назывались бараками, каковыми считались по факту. Они гордо именовались домами. Еще я узнала понятие «Большая земля». Это Москва, село, в котором жила бабушка, другие города. О возвращении на Большую землю мечтали все жители, хотя в город приезжали добровольно. И строили планы: «Вот когда вернемся на Большую землю…» Моя мама тоже строила планы. Говорила, надо потерпеть полгода-год, не больше, и все у нас будет хорошо. Вернемся на Большую землю – и заживем! Полгода превратились в почти четыре, я их толком и не помню, к счастью. Но память все же подбрасывает не воспоминания, а ощущения. Даже сейчас, спустя очень много лет, они дают о себе знать. Если становится холодно – хотя какие сейчас холода в столице: минус десять, минус пятнадцать, да и держится мороз недолго, – у меня деревенеют руки, пальцы превращаются в опухшие красные сосиски. Тогда на Севере я отморозила руки, пройдя без варежек от дома до музыкальной школы. Сейчас я надеваю две пары перчаток даже при легком минусе, чтобы пальцы сохранили чувствительность. Там же привычной температурой зимних месяцев считалось минус тридцать пять – минус сорок. Не помню точно, при каких значениях для школьников объявлялся «актированный день» – сейчас мало кто знает это понятие. Мы могли не ходить в школу, сидеть дома. Но разве кто сидел? Дома было ненамного теплее – оконные рамы покрывались уверенным слоем льда, на окнах морозные узоры. Масляные обогреватели согревали лишь в том случае, если на них сесть. Мы шли на каток, гулять, в кафе-мороженое, единственное в городке. В нем стоял аппарат, который выплевывал мороженое в вафельный стаканчик. И ерунда, что стаканчики были хрустящими не от свежести, а от льда – никому в голову не приходило, что их нужно как-то размораживать. Но кафе пользовалось большой популярностью именно в актированные дни. До сих пор я ем очень горячую еду, обжигающую, потому что помню, как немеют зубы, если откусываешь этот стаканчик и мороженое с кусочками льда. Рот сводит от холода так, что его невозможно открыть, и боль отдается в голову. Зимой я норовлю надеть на дочь двое, а то и трое штанов, потому что никогда не забуду ощущение, как колготки в сеточку примерзают к ногам и их невозможно снять, пока не разморозишь. Или будешь отдирать, как целлофан, примерзший к курице, долго полежавшей в морозилке. Нет, к курице, полежавшей на подоконнике. Она деревенела сразу же. Холодильника в нашей квартире я и не припомню. Все хранилось на подоконниках или на полу, у окна. Отчего-то в домах забыли поставить батареи на кухне и я, глядя, как лед от окна уже уверенно обосновался на подоконнике и пошел по стене, боялась, что вся квартира рано или поздно превратится в ледяную избушку, а я в ней замерзну насмерть.
Наверное, именно жизнь на Севере заставила меня бережно относиться к различным видам заморозки и разморозки. Никогда в жизни я не стану размораживать мясо в микроволновке, даже на специальном режиме. И уж тем более не поставлю его под воду. Только при комнатной температуре. Когда при мне размораживают мясо в воде, я тут же вспоминаю, как пыталась таким же способом отморозить побыстрее колготки от ног, чтобы мама не заметила, в чем я отправилась в кафе-мороженое. При поливании водой страдают не колготки, а нога, то есть мясо. Оно теряет чувствительность, меняет цвет и должно пройти изрядное количество времени, чтобы ноги, то есть мясо, уж простите за сравнение, приобрели приличный вид. Размороженное таким образом мясо мне всегда напоминает мои бедные ноги. Так что, если уж и размораживаете мясо или рыбу, наберитесь терпения. С вечера переставьте из морозилки на нижнюю холодную полку холодильника, а уже утром размораживайте при комнатной температуре.
Опять же, на Севере я узнала секреты заморозки ягод на зиму.