Судьба Убийцы

Он встряхнул своей седой головой, а затем пригласил нас присоединиться к нему и Элис на камбузе за кофе, пока экипаж выполнял свои задачи.

– Вам не нужно быть на палубе? – спросил его Персиверанс, и капитан Лефтрин ухмыльнулся.

– Если я не могу доверять Скелли сейчас, мне лучше просто перерезать себе горло сегодня. Моя команда любит корабль, и Смоляной любит их. Мало с чем они не смогут справиться, и я наслаждаюсь свободным временем с моей леди.

Мы разместились в тесноте вокруг исцарапанного стола камбуза. Маленькая комната была наполнена дружеской обстановкой, благоухала ароматами пищи, готовящейся здесь в течение многих лет, и мокрой шерстью. Кофе добавлял свой собственный аромат. Раньше я уже пробовал этот напиток, и знал, чего ожидать, но я смотрел, как Пер с удивлением скривил рот.

– О, тебе вовсе не нужно пить это, юноша! Я легко могу приготовить чашку чая, – Элис стремительно взяла его кружку, сливая содержимое обратно в кофейник, и налила воды в помятый медный чайник. Маленькая железная печь нагрела комнату почти невыносимо, и вскоре чайник на ней зашипел.

Я оглядел нас, так дружески рассевшихся за столом. В замке Баккип Спарк и Пер были бы отправлены за стол слуг, и, возможно, Лант и я пообедали бы отдельно от капитана скромного корабля и его дамы. Каюта просела и накренилась. Глаза Пера широко распахнулись, у Спарк перехватило дыхание. Жадное течение бросило нас на реку. Потянувшись выглянуть в окно, я увидел только серую речную воду.

Лефтрин с удовлетворением вздохнул:

– Да, теперь мы уже в пути. Я выйду и посмотрю, нужна ли Большому Эйдеру помощь на румпеле. Он хороший работник, хотя и простодушный. Хорошо знает реку. Но мы все еще скучаем по Сваргу. Тридцать лет он крепко удерживал нас в течении. Ну, теперь он ушел в Смоляного.

– Как и все мы, в конце концов, – подтвердила Элис с улыбкой. – Я тоже должна выйти. Мне нужно спросить Скелли, куда она убрала последний бочонок с сахаром, – она посмотрела на Спарк. – Я рассчитываю, что вы заварите чай, когда вода закипит. Он в коробке на полке у окна.

– Благодарю, леди Элис. Я сделаю.

– Ах, леди Элис! – ее щеки стали розовыми, и она рассмеялась. – Я не леди уже много лет! Я просто Элис. Если я забуду обратиться к вам как к знатным людям, вы должны извинить меня. Боюсь, мои бингтаунские манеры исчезли после почти двух десятков лет на реке.

Мы засмеялись и заверили ее, что нам это было бы удобно. И это действительно было так. Я чувствовал себя более спокойно на Смоляном, чем в городе драконов.

Открытая дверь впустила порыв речного ветра и захлопнулась за ней. Мы были предоставлены сами себе, и я услышал, как Янтарь вздохнула с облегчением.

– Вы думаете, они будут возражать, если я пойду на палубу и осмотрюсь? – спросил Пер задумчиво. – Я хотел бы увидеть, как работает румпель.

– Иди, – сказал я. – Они скажут, если будешь мешать, и если прикажут пошевеливаться - делай это быстро. Возможно, они найдут для тебя какую-нибудь работу.

Лант развернулся вслед за юношей:

– Я присмотрю за ним. Я тоже хотел бы осмотреться. Я был на рыбалке с друзьями в заливе Баккипа, но на реке – никогда, не говоря уж о такой большой и быстрой.

– Ты еще хочешь чаю? – спросила Спарк, так как чайник начал закипать.

– Скорее всего. Думаю, там довольно холодно, ветер и все такое.

И снова ветер хлопнул дверью, когда они уходили.

– Какой странной маленькой семьей мы стали, – Янтарь наблюдала, как Спарк снимала прекрасный котелок для чая цвета морской волны. Она улыбнулась и добавила: – Мне никакого чая. Я довольна кофе. Прошло много лет с тех пор, как у меня был хороший кофе.

– Если это «хороший» кофе, я боюсь представить, какой же тогда плохой, – сказал я, сделав то же самое, что и Элис ранее, вылив содержимое чашки обратно в большой черный горшок на плите. Я ждал, когда заварится чай.

Мы легко приспособились к жизни на корабле и вошли в новый ритм наших дней. Экипаж с радостью принял Персиверанса, и ему давали небольшие задания. Когда парнишка не изучал узлы с Беллин, большой и почти безмолвной женщиной, которая управлялась с палубным шестом не хуже любого мужчины, его ставили на полировку, шлифовку, смазку и чистку. Он был, как рыба в воде, и однажды сказал, что если бы не присягнул мне, то был бы счастлив стать юнгой. Я почувствовал укол ревности, но также и облегчение, видя его занятым и счастливым.

Мотли присоединилась к нам, как только Смоляной отчалил от Кельсингры. Ворона быстро справилась с настороженностью и шокировала всех нас, взгромоздившись на носовую балку. В первый раз пронзительно крикнув: «Смоляной! Смоляной!», – она завоевала сердце экипажа и заставила Персиверанса лучиться гордостью.