Мы оба напряглись. Неужели корабль ощутил кровь дракона, которую приняла Янтарь? Она отпустила мою руку и осталась одна, готовая взять любую вину на себя.
– Я думаю, то, что ваш корабль чувствует во мне, на самом деле...
– Прошу прощения, мэм, это не вы беспокоите мой корабль. Это он.
– Я? – даже мне самому мой голос показался глупо-испуганным.
– Вы, – подтвердил Лефтрин. Его губы сжались. Он взглянул на Элис. – Моя дорогая, может ты покажешь дамам их каюты, пока я улажу это?
– Конечно,– глаза Элис округлились, и я знал, что она помогает ему отделить меня от спутников, хотя и не мог догадаться, почему.
– Спарк, не могла бы ты сопровождать свою госпожу, пока я поговорю с капитаном? Лант и Пер, извините нас, – повернулся я к своей небольшой свите.
Спарк уловила невысказанное предупреждение и быстро схватила руку Янтарь. Лант и Персиверанс уже спустились по палубе, осматривая корабль.
– Расскажи мне все о корабле, Спарк, – беззаботно попросила Янтарь.
Они медленно двинулись за Элис, и я услышал, как девушка добавляла описания ко всему, что говорила им Элис. Я повернулся к Лефтрину:
– Я не нравлюсь вашему кораблю? – спросил я. Этого не читалось в моем ощущении Смоляного, но я никогда раньше не был на борту живого корабля.
– Нет, мой корабль хочет поговорить с вами, – Лефтрин скрестил руки на бочкообразной груди, затем, похоже, понял, насколько недружелюбно это выглядит. Он опустил руки и вытер ладони о штаны. – Подойдите к носовой балке. Там он разговаривает лучше всего.
Он тяжело шагал, и я медленно следовал за ним. Он заговорил через плечо:
– Смоляной говорит со мной, – сказал он. – Иногда с Элис. Может, с Хеннеси. Иногда с другими, во снах и так далее. Я не спрашиваю, а он мне не говорит. Он не похож на другие живые корабли. Он более своеобразный, нежели чем ... ну, вы не поймете. Вы ведь не торговец. Позвольте мне сказать это. Смоляной никогда не просил поговорить с незнакомцем. Я не знаю, о чем, но понимаю, что он говорит идти к нему. Хранители заключили с вами сделку, но если Смоляной не захочет, чтобы вы были на его палубе, так и будет, – он вздохнул и добавил. – Извините.
– Я понимаю, – сказал я, хотя это было не так. С приближением к носу мое ощущение Смоляного стало более острым. И неудобным. Это было похоже на то, как обнюхивает собака. Большая и непредсказуемая собака. С оскаленными зубами. Я подавлял порыв показать свои собственные зубы или каким-либо образом проявить агрессию. Его присутствие сильнее надавило на мои стены.
В сложившихся обстоятельствах лгать было бы глупо.
Я оглядел поручни. Капитан Лефтрин с каменным выражением лица смотрел на реку. Я не мог понять, знал ли он о том, что корабль сказал мне.
– Он хочет, чтобы я положил руки на поручни.
– Тогда я предлагаю вам это сделать, – ответил он угрюмо.
Я рассмотрел их. Древесина была серой, мелкозернистой и незнакомой. Я снял перчатки и положил руки на нее.
Я не хотел делиться этой мыслью. Мои стены пасовали перед решимостью этого корабля пробиться в мой разум. Я возвел более крепкие стены, пытаясь работать тонко, чтобы корабль не заметил, что я его блокировал, но удивление заставило мою кровь разогнаться. Неужели драконы из плоти и крови действительно считали Верити драконом, который мог претендовать на меня? Я смахнул листья с его спины. Это был тот «уход», который ощутил этот корабль? И если драконы рассматривают Верити как дракона, то и эта баржа считает себя драконом?
Корабль молчал. Затем:
Наверху Мотли громко каркнула.