Читаем Суд праведный полностью

— Я вижу, — восхищенно, но и раздосадовано заметил Озиридов. Не хотелось ему отпускать столь дикую красоту. С другой стороны, правда, не чай же с этой крестьяночкой распивать? Да и Клавочка вон как насупилась, выходя…

Пётр Белов в это время пытался отмыть затоптанный за неделю некрашеный деревянный пол. Николай сидел на топчане, поджав под себя ноги, и в сотый раз чистил свой револьвер, похмыкивая: «Оружие, оно, как девка, внимание, ласку любит».

Внизу стукнула калитка. Николая как ветром с топчана сдуло. Оказавшись возле небольшого оконца, он осторожно прижался лбом к стеклу. Наконец проговорил с удивлением:

— Что-то тетка Агафья рановато сегодня вернулась. И деваха какая-то с ней, ладная, надо сказать, деваха!

Непонятно с чего у Петра похолодела спина. Пробежали мураши по спине, а, собственно, от чего бы? Оттолкнув Николая, сам глянул в окно. И вздрогнул, покраснел. Что не укрылось от глаз приятеля.

— Неужто, твоя зазноба? — коротко хохотнул Николай.

Николай невольно отступил, испугавшись вдруг яростно зажегшегося взгляда приятеля:

— Ну, ну… Я же шутю!

Собрав револьвер, он аккуратно обмотал его промасленной тряпицей и засунул под тощий матрац.

Татьяна, пришедшая навестить Петра, с удивлением, даже с неким испугом глядела на брата и на невесть откуда взявшуюся Катьку Короб кину; столь просветленными выглядели их лица. Расспросив для приличия Катю о последних деревенских новостях, она незаметно пихнула Николая в бок.

— Ой! — спохватилась она. — Чего ж я засиделась?! Мне же на работу! Начальник велел пораньше прийти.

Николай, в глазах которого все еще плясали чертики, почесал затылок:

— Я тоже пошел… Тетка Агафья просила лук полить. Пойду, пока совсем не стемнело.

Оставшись с Петром наедине, Катя первая шагнула к нему, положила руки на его плечи, всматривалась в лицо.

— Какой ты стал! Совсем городской и… взрослый.

И прильнула. И потянулась губами к его губам. Не ожидая от себя такого пыла, Пётр сжал ее в объятиях и только сейчас понял, насколько он скучал по этой девушке.

— Хороший… — шепнула Катя, закрывая глаза, и Пётр почувствовал, как тает, как исчезает, казалось бы, столь вещественный мир.

…Катя приподнялась на локте, легонько провела пальцем по щеке Петра. Поцеловав в глаза, тихо шепнула:

— Сватают меня…

— Сватают? — нахмурился Пётр. — А ты?

— Не знаю… Приехала вот… — медленно застегивая медные пуговички простенькой ситцевой кофты, рассеянно отозвалась Катя.

Пётр еще сильнее нахмурился. Не понравилось ему это «не знаю». Пересилив себя, спросил:

— За кого сватают?

— За Тимку Сысоева.

— А ты?

Катя блеснула глазами:

— Заладил! Чё я? Сам не видишь? Я же к тебе пришла. Не могла не прийти… Люб ты мне.

Пётр мрачнел на глазах. Заметив его изменившееся лицо, Катя обхватила его голову руками, зашептала, вглядываясь в глаза:

— Ну что? Что с тобой?

Сбивчиво, с трудом находя нужные слова, Пётр попытался объяснить. Вот должен он жить у Илюхина, а живет у тетки Агафьи. Бывает и так, что ночует в лесу или на острове. Это хорошо, что старший Илюхин Кате поверил, а то бы она вряд ли доискалась Петра. И так получается, что и впредь у него жизнь такая будет. И если Катя переберется в город, может статься, что они днями не будут видеться. И это хорошо, если днями. Сложиться и по-другому может. По всему выходит, что он, Пётр, тут ничего изменить не волен.

До Кати дошло только это «не волен». Не помня себя от обиды, рванулась к дверям. Ишь ведь, «не волен»! Она к нему сама пришла, а он — «не волен»! Выскочила из избушки, побежала, рыдая, по переулку.

Пётр ринулся было следом, но Николай, появившийся откуда-то из-под забора, оказался ловчее. Ухватив Петра за локти, укорил, задыхаясь:

— Стой! Не ты один, понял? Знал, на чё идешь! Ребята из-за тебя пострадать могут!

Только это и остановило Петра. Вырвался. Глянул хмуро на приятеля, черпнул ладонью холодной воды из ведра, поставленного на ступеньках, сам сел, понурился. Все внутри горело, как после долгого бега.

2

Штаб командующего Маньчжурской армией генерал-адъютанта Куропаткина расположился в городе Ляояне. Туда в Четвертого Сибирского корпуса. До половины мая сибиряки простояли бивуаком вблизи Ляояна, но в двадцатых числах полк откомандирован был в Восточный отряд графа Келлера для охраны горных перевалов.

Свой первый бой Андрей Кунгуров запомнил плохо.

Оглушенный шрапнелью, выстрелами, воплями, своим собственным страхом, он, почти не целясь, стрелял в прыгавших по камням японцев. Стрелял с каким-то даже удивлением, не веря, что маленькие фигурки в высоких фуражках и в белых кожаных чулках могут причинить ему вред. Но свистели пули, падали рядом солдаты, с которыми он только вчера сидел у костра, кто-то больше не шевелился, замерев в последнем жесте, а кто-то стонал и молил о помощи. И с еще большим удивлением стрелял Андрей в раскрытые рты орущих, набегающих на него фигурок. Стрелял и стрелял!..

Бой был оборван сумерками. Упала на землю тишина, чужая, черная, как низкое незнакомое небо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза