Стража последнего рубежа

– Удачи вам, сержант, – прошептала девушка, и отчего-то ей захотелось вдруг стать маленькой, вернуться в детство, оказаться дома и чтобы было воскресенье и они с отцом и братом пошли в Сокольники кататься на лыжах, а мама испекла к их приходу пирог с капустой и плюшки.

Стук в дверь оторвал Канаева от глубокомысленного созерцания плавающих в аквариуме рыб. Огромный сом с белым брюхом, беспощадный ночной хищник, лежал на дне, неподвижно глядя на человека за стеклом. Угольно-черные, жутковатые создания с вытянутыми рылами, похожие на обитателей другой планеты, неспешно скользили в толще воды, шевеля плавниками. Струйки пузырьков поднимались к поверхности, еле заметно колыхались растения. Аквариум установили в кабинете Канаева неделю назад. Леонид Дмитриевич наблюдал за его жителями, твердо зная, что однажды он возьмет в руки что-нибудь тяжелое, пресс-папье или статуэтку с полки, – и уничтожит этот чуждый человеку мирок.

Пока же аквариум отвлекал от тяжелых мыслей, и Канаев, недовольный тем, что его оторвали от этой своеобразной медитации, поморщился, повернувшись к дверям.

– Ну что еще там? – хрипло спросил он.

В кабинет вошла жена со скорбным выражением на поблекшем лице. Состояние, в котором в последнее время пребывал супруг, тревожило ее, главным образом потому, что в этом странном уединении она чувствовала грядущие изменения собственной судьбы.

– Ленечка, там к тебе пожилой мужчина. Я знаю-знаю – ты просил никого не пускать, но он говорит, что ты будешь рад. Вот его карточка…

Канаев быстрее, чем обычно, шагнул вперед, буквально вырвав визитку из полной руки жены. На золотом прямоугольнике чернели два слова: «Хорст Убель». «Началось!» – понял Леонид Дмитриевич и улыбнулся, напугав женщину еще больше.

– Проси!

Немец не стал раздеваться, сразу пройдя в кабинет. Канаев заметил тревогу на лице своего компаньона.

– Здравствуйте! Что случилось? Мы же договаривались…

– На моих гвардов совершено нападение! – дергая щекой, ответил Убель. – Наши планы меняются. Собирайтесь – нам надо ехать.

– Кто напал? – удивленно спросил Канаев.

– Сотрудники вашего ФСБ из числа обитателей Темного мира. Скорее всего они производили разведку, были обнаружены – и, обороняясь, уничтожили семерых летающих собак и четырех ёни, потеряв двух своих.

– Сотрудники? Вы хотите сказать, что в Федеральной службе безопасности служит нечисть?

– Не просто нечисть, а накачанные энергией бойцы, способные за один миг истребить четырех сильнейших демонов. Да собирайтесь же, Леонид Дмитриевич! Время не ждет! Я перевожу операцию на резервный план. Ваша задача – сидеть в поселке и тянуть время. Кстати, сколько у вас там людей?

– Тридцать пять человек, – растерянно ответил Канаев. – Двенадцать охранников и прислуга. Но я не собираюсь вступать в конфликт с ФСБ…

– Никакого конфликта не будет! – Немец снова дернул щекой. – Ваша задача – не пускать их на территорию «Кошкиного дома». Сыграйте роль этакого самодура. Побольше разговоров о неприкосновенности частной собственности и надувания щек. Ну, Леонид Дмитриевич! Мне нужны сутки, всего лишь сутки! Вам лично ничего не грозит. Навигаторы уже уничтожены, следов никаких. Как только вы прибудете на место, мои слуги уйдут из «Кошкиного дома». Вы всего лишь отвлекающий маневр, понимаете? Кроме того, я тут связался со старым приятелем, у него в Москве прибыльный бизнес. В общем, он тоже поможет нам, причем совершенно, как это говорится, втемную. Пока ФСБ будет пытаться легально проникнуть на вашу территорию, уверенное, что это и есть главный плацдарм атаки на архив, мы добудем артефакт. Там, правда, возникли дополнительные трудности, но это решаемо. Ну же!

– Едем, – решился наконец Канаев.

Он не любил неожиданностей, но уже сориентировался в ситуации. В конце концов, Леонид Дмитриевич твердо знал – кто не рискует, тот не то чтобы не пьет шампанского, но и вообще не пьет. И не ест. Трусы, как правило, тихо гниют на кладбище. Живут и побеждают только отчаянные и уверенные в себе люди. И себя Канаев всю жизнь причислял именно к ним.

Глава шестнадцатая

В железной печке щелкали еловые поленья. Дед Пыхто, сгорбленный старичонка, хлебнувший полной мерой все лихо, что выпало в нелегком двадцатом веке на долю русского человека, сидел на низенькой скамеечке перед открытой дверцей и шуровал в топке кривой кочергой.