Стража последнего рубежа

Красноглазый Пэла обвел тяжелым взглядом притихшее племя, посмотрел в глаза каждому ребенку, каждой женщине, каждой старухе, каждому старцу и прочитал в этих глазах страх и надежду. И слова, что он приготовил, застряли у него в горле. Пэла отвернулся, зачерпнул горсть снега, жадно схватил ртом, закашлялся… Потом глухо заговорил, не поднимая глаз:

– Уходить дальше в горы всем вместе – верная гибель… Нет еды, нет укрывищ, нет дров… Белокожие, пусть ночные твари выедят им печень, не отстают, и их слишком много… Всем не спастись… Племя погибнет… Я хочу, чтобы в этот гибельный миг мы поступили по Закону предков!

Пэла вскинул голову и вновь посмотрел на сидящих. И люди сжались под взглядом его налитых кровью глаз. Люди зашевелились, послышался ропот, вскрики, быстро слившиеся в тревожный гул многих голосов.

Лишь дети, которые не знали о Законе предков, с надеждой смотрели на старшего воина. И Пэла вновь отвернулся.

Шаман покачал головой:

– Вот, значит, как… Закон предков… Пусть выживет сильный и возьмет себе все по праву силы…

– Да! – Пэла словно обрадовался, что не ему пришлось произнести эти слова, и заговорил уверенно, меча слова, словно стрелы во врага. – Мы, воины, уйдем по Запертой тропе. С нами пойдут самые сильные женщины, те, кто после битвы у Синего перевала стоит с нами плечом к плечу, убивая Белокожих. Мы уйдем в Загорье, куда не дотянутся руки врагов. И вот там, там, а не в гибельных Бесконечных пещерах, женщины родят нам детей, и племя будет жить. А потом мы вернемся и отомстим Белокожим за все! И за всех.

И стало тихо, только ветер сильнее завыл меж камней.

– Даже звери, неразумные звери никогда не бросают детенышей! – наконец тихо проговорил шаман и заковылял по камням к краю пропасти. – Даже птицы, безмозглые птицы до конца защищают своих птенцов!

Шаман обернулся, и голос его вдруг загремел, словно гром, перекрывая свист ветра:

– Даже рыбы в студеных реках, рыбы, чья кровь холодна как лед, охраняют свое потомство, отгоняя чужаков! А что сказал ты, старший воин?! Мы, люди – люди! – бросим детей и женщин, бросим стариков на верную смерть?

– Да кому они нужны? – ощерился Пэла, кивнув на сбившихся в кучу ребятишек постарше, на прижавшихся к матерям сосунков, на качающих головами стариков. – Белокожие не тронут их, они заберут всех к себе, поселят в теплых домах и заставят работать на полях. Это лучше, чем смерть. А потом мы придем и освободим всех!

– Нет! – рявкнул шаман, пристукнув посохом. – Вы никого не освободите, потому что мертвым не нужна свобода! Белокожие убьют всех, всех, ты слышишь! Они зарежут стариков, как овец, они надругаются над женщинами и взденут их на копья, они перестреляют детей, как куропаток, из луков, а младенцев кинут в пропасть, как ненужные отбросы. А потом они пойдут по следу тех, кто ушел. Они достанут вас и в Загорье! Отчаяние помутило твой разум, старший воин. Сядь! Твой путь – путь безумия и смерти!

– Не сяду! – Пэла угрожающе наклонил голову, и копье в его руке тоже наклонилось вперед. Тускло блеснул широкий наконечник.

– Но, может быть, Пэла прав… – робко подала голос целительница Насма, – может быть, Белокожие пощадят нас…

– Не может! – отрезал шаман. – Белокожие ненавидят нас… Они другие. Они поклоняются Рыбьему-Глазу-Дня, а мы – Великой-Матери-Сияющей-В-Ночи. У них белесая кожа, а у нас – темная. Они превратили огонь в раба, а у нас огонь – наш брат. Они едят вареное мясо, а мы – живое, сырое. Никогда никто из Белокожих не пощадит Людей ночи. Они убивали нас всегда, как диких зверей. Поэтому помолчи, Насма, если мысли твои заблудились в тумане.

– А помолчите-ка вы все, – раздался вдруг каркающий голос, и люди вздрогнули, настолько резким и неприятным он был.

Из вороха тряпья и старых облезлых шкур выбралась и на четвереньках переползла на середину, поближе к стоящим друг против друга шаману и Пэлу, сгорбленная косматая старуха, прорицательница Вэжанэ.

Она воззрела единственным горящим глазом в темное мутное небо, воздела костлявые руки вверх и закричала, словно раненая ночная птица:

– Демон ночи и Демон огня говорили со мной словами туманными мрачного смысла. Кто будет бежать – погибнет. Кто будет стоять – погибнет. Кто будет лежать – погибнет. Кто будет спать – тот спасется!

– А ну пошла прочь, старая карга! – вдруг взревел Пэла. – Довольно нам слушать выживших из ума стариков и кликуш! Воины и сильные женщины уйдут по Запертой тропе. Я сказал! Мы уходим! Прямо сейчас!

– Я прокляну тебя! – прошипел шаман.

– Я убью тебя! – ответил старший воин.

– Проклятие страшнее смерти! – возразил шаман.

– А вот посмотрим, – усмехнулся Пэла, перехватывая копье поудобнее. Воины за его спиной тоже подняли оружие.

Шаман сел на камень и горестно опустил руки.

– Идите… Все равно Запертая тропа пропустит лишь самых сильных. Не многие из вас доживут до завтрашней ночи…

– Бесконечные пещеры пожрут вас раньше, – бросил на прощание Пэла и первым шагнул во мрак, спускаясь со скалы, которая приютила племя.