Страсть и надежда

— Да, Форс. Если что, я теперь десять раз подумаю, прежде чем нанимать тебя своим адвокатом на суде.

— Уверяю вас, — рассмеялся юрист. — Если я буду представлять ваши интересы — до суда дело не дойдет.

— Скажи, Форс, а если найдется свидетель, который сможет предоставить алиби Орлову, чем все закончится?

Форс насторожился.

— Ну есть разные сопутствующие факторы…

— А скорее всего, что будет?

— Скорее всего, парня отпустят, а дело отправят на доследование.

— Что, совсем отпустят?

— Под подписку о невыезде. Орлов был на месте преступления и, вполне возможно, является соучастником… А у вас что, есть такой свидетель?

— Нет, — ответил Баро не раздумывая. — Так, просто спросил. Считай, что этого разговора не было.

* * *

Земфира твердо решила не нарушать слово, данное Зарецкому, но Люцита так жалобно на нее смотрела… И материнское сердце не выдержало.

— Знаешь, дочка, очень может быть, что Кармелита все же вернется к своему Максиму.

— Как это? Ведь он же в тюрьме.

— Пока в тюрьме. Но… Послушай, дочь, поклянись памятью умершего папы, что ты никому не расскажешь.

— Клянусь, — сходу сказала Люцита.

— Так вот, у Баро есть свидетель, который может подтвердить невиновность Максима.

Но Люцита отреагировала совсем не так, как ждала Земфира. Она почему-то испугалась:

— Кто-то видел, как стреляли в Миро? — Да.

— Кто?!

— Не знаю. Баро не говорит кто. Ну а ты-то что так волнуешься?

— Мама, неужели ты не понимаешь. Если решат, что гаджо невиновен, то следователь опять начнет приставать со своими дурацкими вопросами… Насчет нашего ружья.

Тут уж Земфира переполошилась:

— Какой следователь? Он что, уже разведал, что это наше ружье?

— Так ты ничего не знаешь?

— Нет.

И Люцита поведала матери о том, как приезжал следователь Бочарников, о том, что спрашивал.

— И что с того, что ружье наше? — сказала Земфира. — Его кто угодно мог взять. Ведь так?

— Да, конечно…

— Хотя, как ни крути, неприятно все это. Из нашего ружья — и в Миро.

Ведь это же подарок самого Бейбута. Получается, что из отцовского подарка могли застрелить сына…

Земфира опять надолго задумалась.

— Мама, мам! — окликнула ее Люцита. — Так что же насчет этого свидетеля.

— Да все то же, дочка. Сама додумай. Максима выпустят из тюрьмы.

Кармелита опять беситься начнет, того гляди, от свадьбы откажется. И Миро будет свободен.

— Знаю я эту Кармелиту, она снова и Миро, и своему гаджо будет голову морочить.

— Зря ты о ней так. Она сама страшно от всего этого мучается.

— А я тут, мама, жизни радуюсь!

— Успокойся, Люцита. Я в том доме живу. Я вижу, как ей больно. Она не сможет правду скрывать, сама Миро обо всем расскажет. Если уже не рассказала.

* * *

Сразу же от Зарецкого Форс, посмеиваясь своему цинизму, поехал к Астахову. По дороге оценивал ситуацию, раскладывал мысленные пасьянсы.

Интересно, что это у Баро за история со свидетелем. В самом деле есть такой.

Или так — пустые слова. А может быть, Зарецкий просто зачем-то прощупывает своего верного (или неверного) Форса.

Дорога пролетела незаметно. Вот и кабинет Астахова.

— Здравствуйте, Николай Андреевич.

— Привет, Леонид, проходи. Был тут на выставке твоей дочери.

— Я тоже имел удовольствие посетить. Ну и как? Только откровенно, без экивоков.

— Ну… В целом, так — неплохо…

— А по-моему, — прервал его Форс. — Ужасно!

— Ну, почему, смело, смело…

— Что именно?

— Хотя бы то, что она решилась открыть эту выставку.

Форс улыбнулся, оценивая дипломатические способности своего шефа, заказчика и коллеги в одном лице.

— Эх, Николай Андреич, так ведь и в этом ее заслуги нет. Это все ваш Антон организовал.

Тут уж Астахов улыбнулся. Не так уж часто хвалят его сына. Хотя, честно говоря, в последнее время все чаще. Впрочем, хватит почивать на отцовских лаврах.

— Ладно, давай к делу. Что с Максимом?

— Ничего нового… Ему светит большой срок. Но он упорствует и ни в чем не признается.

— А что ты предпринимаешь?

— Я предлагаю ему признать свою вину, а потом списать все на состояние аффекта.

— То есть ты хочешь, чтобы он признался, что стрелял. То есть совершил преступление.

— Да, но согласитесь, это сейчас единственный выход. Все складывается против него: улики, показания свидетелей…

— Рискованно, черт возьми. Рискованно. А если этот твой гениальный "аффект" не сработает. И ему впаяют на всю катушку. Что тогда? А?

— Ну, Николай Андреич… Абсолютные гарантии давал только Госстрах. И то лишь до 91-го года. Но шансы, что все получится, высоки.

— Страшно так рисковать, Леонид. Страшновато. Загубим парня. Потеряем.

Форс, ты же классный адвокат. Постарайся сработать надежно. Найди улики, показания свидетелей, ошибки следствия, все что угодно, но вытащи Максима!

Денег не жалей. Понял?

— Понял. Особенно мне последний пункт понравился.

На прощанье оба рассмеялись.

* * *

Признаться, последнее время Тамара сама себе стала противна. После той истории с блузкой все у нее пошло наперекосяк. И отношения с Игорем, и с мужем. Да тут еще эта Олеся под ногами путается.

Казалось бы, вся фиктивная история с походом Игоря и Олеси в ресторан прошла на ура. Так нет же. Глупому женскому сердцу опять было неспокойно.