Страсть и надежда

И тут Баро пришел к выводу, столь же простому, сколь и очевидному. С человеком без чести, нужно и бороться бесчестно. Максим сам загнал себя в эту тюремную ловушку. И раз он в ней оказался, глупо дать ему безболезненно выбраться оттуда.

В кабинет зашла прибраться Земфира. Баро остановил ее, посадил напротив себя, поделился своими мыслями (очень ему нужна была сейчас поддержка). Но женщина не поддержала Рамира. Тогда Зарецкий разозлился, велел ей уходить в свою комнату.

И еще раз проговорил сам с собой все свои мысли. Найдя их безошибочными, позвал Кармелиту.

Разговор с ней начал аккуратно, можно даже сказать — добродушно.

— Как дела, дочка! Была в таборе?

— Да, папа.

— Виделась с Миро? Как он?

— Ничего, уже лучше. Бабушка сказала, что он скоро ходить сможет.

Баро подмигнул заговорщицки:

— Хорошая новость! Значит, скоро быть свадьбе? А? Дочка?

Кармелита не сразу ответила. Да и ответила невпопад:

— Пап, знаешь, я тут одну важную вещь поняла…

— Говори! — напрягся Баро.

— Я была на свидании у Максима.

— Ну и?.. — напрягся Баро еще больше.

— Я поняла, что он действительно ни в чем не виноват. Он не стрелял в Миро! Ты что хочешь со мной делай, но я ему верю!

— Это все? — выжидающе спросил Зарецкий.

— Нет, папа. Нет…

Чувствовалось, что Кармелите трудно произнести то, что она хочет сказать.

— Понимаешь, папа… Еще я поняла, что… Что я не люблю Миро настолько, чтобы стать его женой…

Вот! Приблизительно этого Баро и ждал. Все возвращается на круги своя.

Снова дочь не хочет прислушиваться к своему рассудку, и в который раз готова выставить себя и его, Зарецкого, на посмешище.

Нет!

Этого больше не будет.

Хватит жалости, хватит отцовской мягкотелости. Отец — это не только отец. Отец — прежде всего мужчина!

— Я знаю, дочка. — Что?

— Я знаю, что стрелял не Максим.

— Так ты знаешь, что он не виновен? — Да.

— Давно?

— Недавно.

— Папа… ну так пошли быстрее в отделение милиции. Надо следователю рассказать! Ну пойдем… Я с тобой!

— Подожди, дочка.

— Пап, ну чего ждать? Чем скорее мы расскажем, тем быстрее Максима отпустят.

— Кармелита! Успокойся. Успокойся и послушай меня. Есть свидетель, который видел, что Максим подошел к ружью и схватил его уже после выстрела.

— Хорошо. Еще лучше.

— Я готов предоставить следствию свидетеля, но не ради этого…

Максима, а ради тебя.

— Подожди… Я что-то не понимаю, что ты имеешь в виду…

— Этот свидетель выступит только в том случае, если ты выполнишь одно мое условие…

— Какое… условие?.. — растерянно спросила Кармелита.

* * *

— Светка, танцуй! — сказал Антон, найдя Свету в скверике возле театра.

— Что такое?

— Что-что? Едет главный ценитель живописи города Управска.

— Кто?

— Николай Андреич Астахов в пальто!

— Что, правда? — Света очень обрадовалась.

В городе все хорошо знали, что картины — пунктик Астахова. И его дом до сих пор не ограбили только потому, что боялись связываться.

Но тут же Света подозрительно спросила:

— Это, небось, ты упросил его приехать.

Антон промолчал. По большому счету, именно так все и было. Отец, в кои-то годы выбравшийся с мамой в ресторан, совсем не горел желанием быстро сворачивать ужин и мчаться на какую-то сомнительную выставку. Но что поделаешь, когда сын так упрашивает!

— А вот и папа! — гордо сказал Антон. — Все, хватит ныть, пошли встречать.

— Не нужно встречать.

— Что, боишься?

— Нет, просто пусть он сначала походит, посмотрит… А потом уж мы поговорим.

Антон прикинул и решил, что так, действительно, будет лучше.

Света наблюдала за Астаховым издалека, вздрагивала от каждого его жеста.

У Антона сердце сжималось от жалости. И, в конце концов, он предложил прекратить эту пытку, пойти к Астахову и прямо спросить о его впечатлениях.

Подошли. Николай Андреевич, заложив руки за спину, стоял твердо, как скала. Парочка не решалась отвлечь его от созерцания. Ждали, пока сам развернется.

И вот Астахов наконец повернулся. Увидев Свету, чуть смутился, но быстро взял себя в руки:

— Благодарю вас, Светлана, я получил истинное удовольствие.

— Да, правда? Вам действительно что-то понравилось?

— М-м-м. Знаете, довольно зрелые работы. Я рад, что у нас в Управске появился художник, который отважился на персональную выставку.

— Вы знаете, я бы сама не отважилась. Это все ваш сын — Антон. Это он отважился. Он все сделал.

— Что ж ребята, я рад за вас. А теперь я прошу прощения, мне пора. До свидания!

— До свидания! — сказала Света.

— Пока! — крикнул вдогонку Антон. Света состроила недовольную мину.

— Ты чего? — удивился Антон. — Ему же понравилось!

— Знаешь, Антон! Я думаю, если бы ему понравилось, он бы сразу что-нибудь взял. А он ничего не купил.

Антон чуть не взвыл от усталости, надо же, никогда не думал, что делать добро так трудно.

— Подожди, не суетись. Я же вижу, ему понравились несколько картин…

Только ему нужно время, чтобы подумать. Понимаешь, коллекционеры так сходу ничего не покупают. Тем более, молодых, неизвестных авторов.

— Ты думаешь? — с надеждой спросила Света.

— Уверен. Жди меня вечером в своей студии.

* * *

Баро было трудно ответить. Ему вообще тяжело разговаривать с дочерью на эту трудную для всех тему. Но другого выхода он не видел.