Страсть и надежда

Кармелита опустила глаза — ответить нечего. Зато просить есть о чем.

— Пустите меня к жениху, пожалуйста! Я ему сейчас очень нужна!

— То, что вы ему очень нужны, я не сомневаюсь. Только сейчас ему покой больше нужен… Хотя, если без криков и истерик… Обещаете?

Кармелита с готовностью кивнула головой.

— Если так, то я могу вас ненадолго пустить к нему. В нынешнем состоянии бывает полезно, если рядом посидит близкий человек. Только чтоб точно — без истерик. Договорились? Пойдемте.

Миро лежал совсем слабый, побледневший, спал крепко. Иногда по лицу пробегала какая-то тень. И тогда Кармелита шептала: "Улетай! Улетай, плохая дума!". А когда лицо разглаживалось, становилось спокойным, она говорила: "Здоровье пришло да по телу расходится! Здоровье пришло да по телу расходится!"

А перед самым уходом положила на подушку амулет. Потом остановилась.

Нет, нельзя такую вещь — на видное место. Глаза завистливые, глаза любопытствующие, силу охранительную отобрать могут. И ведь не на дело, не на пользу, а так просто, в природе ее рассеют…

Кармелита положила оберег под одеяло, под правую руку Миро.

Глава 18

Сом, запеченный соответствующим образом, действительно был восхитителен.

Любовь к гастрономии шла у Форса где-то на третьем месте после любви к дочери и любви к бизнесу.

И вдруг в VIP-кабинете "Волги" материализовался человек, который как раз пришел поговорить по поводу дочери и бизнеса.

— Антон? — удивился Форс.

— Здравствуйте, Леонид Вячеславович. Спасибо вам за ваш совет. Как здорово, что я вас тут встретил. Я ведь случайно. Сам хотел посидеть, расслабиться…

— Ну и отлично, Антоша, давай-ка расслабляться вместе. Тут сомик фирменный — просто чудо!

Антон присел, попробовал. Недурно. Однако пора о деле, раз уж свиделись.

— У меня тут есть одно предложение насчет вашей дочери…

— Предложение? Хочешь просить ее руки и сердца? Антон усмехнулся.

— Ну пока не совсем… Хотя то, о чем я хочу говорить, сделано ее рукой. Да и сердцем тоже…

— Молодец, Антон, красиво излагаешь. Вообще, растешь прямо на глазах.

Так что там?

— Я хочу устроить выставку-продажу ее картин…

— Прости, не понял… — совершенно искренне сказал Форс. — Выставку-продажу чего?!

— Картин вашей дочери… У нее в мастерской, сейчас их скопилось много… Чего они там зря пылятся. Надо выставить их, показать людям. Может, кто-то даже и купит…

— Ты что издеваешься? — рассердился отец художницы. — Хочешь выставить эту мазню? Опозорить мою дочь на весь город?!!

Не ожидал он такого подвоха со стороны Антона. Форс позволял дочери эту блажь, надеясь, что рано или поздно она переболеет живописью. И займется делом.

Выйдет замуж за достойного небедного человека. Или сама к какому-нибудь делу пристанет.

Но поощрять ее безнадежные прожекты, начинать устраивать выставки — это уж увольте.

— Леонид Вячеславович! Вы не правы. Я видел ее работы. Мне понравилось.

— Ты что-то перепутал! Тебе ее фигура понравилась, а не работы. Что там может нравиться? Это даже картинами назвать нельзя.

— А по-моему, вы просто недооцениваете свою дочь. У нее талант художницы.

— Я знаю, что она не художница. Кстати, неоднократно ей об этом говорил, только она слышать ничего не хочет. А ты, Антон, либо хитрец, каких мало, либо сильно заблуждаешься.

— Вы не правы. И я это вам сейчас докажу.

— Очень интересно. Доказывай…

— Вот мы с вами — два человека. Уже видели ее картины. И у нас разделились мнения. А как мы горячо спорим! Значит, есть, о чем поспорить?

Значит, там есть искусство.

Форс умолк. Все это, конечно, ерунда. Но приятно, елки-палки, что кто-то так заботится о его дочери. Антон же не останавливался, развивал наступление:

— Леонид Вячеславович, вы только представьте себе: по всему городу афиши, а на них — крупными буквами… — как фокусник, начал выписывать в воздухе. — "Светлана Форс. Апология весны". А? Каково?

— И все же, нет. Нет, Антон, не хочу позориться!

— Но почему сразу "позориться"?!

— Если сейчас только я знаю, что моя дочь бездарность, то после этой выставки-непродажи весь город об этом узнает.

— Ну почему сразу "бездарность"? Почему сразу "непродажа"? Просто не все понимают толк в ее картинах.

— Хорошо, — сказал Форс, уже почти сдавшись. — Допустим, выставка состоится, но ее картины только высмеют и никто ничего не купит, тогда что?

— Купят! — с уверенностью сказал Антон.

— А если нет? Нет, если? Ты о Светке подумал? Представляешь, что с ней будет?

— Да я только о ней и думаю! А картины ее купят, я обещаю, я слово даю!

И вообще никому не позволю над ней смеяться.

Отцовское сердце совсем растаяло:

— Ладно, ладно. Тут уж мы точно союзники. Я свою дочь никому в обиду не дам.

— Тогда, Леонид Вячеславович, остается самый главный вопрос.

— Какой?

— Где эту выставку устроить? Я думал, в каком-то из папиных учреждений.

В фойе, в холле… И за аренду платить не надо.

Форс тоже задумался. Где?..