Страсть и надежда

Люцита приняла необычную материнскую фразу за шутку. И приняла тот же тон.

— Мы гуляли.

Но Земфира отреагировала неожиданно, пристально посмотрев в глаза дочке.

— Не обманывай меня.

— Мама, ты чего? Я правда гуляла, — по-детски беззащитно сказала Люцита.

— А ты не подходила к дому Баро?

— Я же тебе сказала, что не хочу смотреть на чужое торжество.

— И у тебя не возникло желания отомстить Миро?

— Вот еще! Пусть веселиться со своей Кармелитой.

— Где ружье? — в упор спросила, как выстрелила, Земфира.

— Какое ружье?

— Отцовское! Здесь, — Земфира открыла старинный сундучок. — Всегда лежало ружье. Теперь его нет. Где оно?

— Мам, ну откуда я знаю?

— Это ружье всегда было с нами. Его подарили твоему отцу в день нашей свадьбы… И никто бы из посторонних не посмел бы к нему прикоснуться.

— Да знаю я все это. Сто раз слышала. Только я его не брала!

— Не обманывай меня, Люцита.

— Да с какой стати я буду тебя обманывать? Если я не знаю, где оно, то так и говорю, что не знаю.

Люцита спокойно выдержала пристальный взгляд матери. И тогда Земфира решилась сказать самую страшную правду.

— Знаешь, где я сегодня видела это ружье?

Люцита фыркнула, мол, не знаю и знать не хочу.

— В доме Баро.

Люцита еще раз фыркнула: мол, а я здесь причем?

— Из него стреляли в Миро.

— Что??? В кого?!! — в ужасе вскричала Люцита. — Мама! Мама! Как же это? Он что… Умер?

— Нет, жив. В больницу отвезли.

— А он выживет?

— Ранение тяжелое… Рубина говорит, что теперь только врачи смогут его спасти… В него стрелял этот гаджо, его уже в милицию свезли…

— Кто? Кто стрелял? — удивилась Люцита.

— Гаджо, который тут все время крутится…

— Ах, понятно! Кармелитин воздыхатель! Это она во всем виновата!

— Доченька, Кармелита тут не при чем, она стояла рядом, в нее могли попасть так же, как и в Миро.

— Подожди, мама… Гаджо стрелял в Миро, когда тот приехал свататься?

Значит, сватовства все же не было? И Кармелита с Миро теперь не жених и невеста?!

— О чем ты думаешь, Люцита? Миро еще между жизнью и смертью. А ты — все о сватовстве… Было оно. В Миро выстрелили позже, и теперь он жених Кармелиты…

Люцита расплакалась. И Земфире стало стыдно, что ж она с дочерью по-прокурорски. Ее кровинушка так мучается, пропади пропадом весь этот мир!

А когда стыдно, то слезы сами наружу просятся. И женщины разревелись на два голоса.

А когда чуть успокоились, Люцита сказала:

— Мама, честное слово, я не понимаю, как наше ружье могло оказаться у гаджо? Может, он украл его?

— Но он же ни разу не был у нас дома…

— Это мы так думаем. В табор-то он приходил, дорогу сюда хорошо знает…

— Да-а… Смешно получается: гаджо таборных обокрал! Кто ж в это поверит? Пришла беда — отворяй ворота… Теперь и нас с тобой в милицию потащат!

— За что? Никто же не знает, что ружье — наше…

— Я знаю… Убийца знает… И на ружье — гравировка. Надпись по-цыгански. И имя твоего отца…

— Тогда нужно сказать правду. Что у нас была такая семейная реликвия, и ее украли…

— Кто?

— Ясно кто. Максим и украл, — очень убедительно сказала Люцита. — Хотел, чтобы подозрения пали на ромалэ. Чтобы все подумали, будто это цыганские разборки… Он же не ожидал, что его так быстро схватят.

— Да, дочь. Может быть, и так…

Но тут Люцита будто чего-то застеснялась, вдруг в миг утеряла всю свою решительность.

— Ну да. Много как быть может. Мы-то давно вглубь сундука не заглядывали. Вдруг это ружье раньше украли. И тогда кто угодно, хоть Максим, хоть не Максим, мог купить его на рынке. Не наше это дело… Пусть милиция гаджовская разбирается.

Земфира согласно кивнула головой и прилегла на матрас.

А Люцита быстро собралась и уехала в больницу, узнать, как там ее — не ее — Миро. Жив ли?

* * *

А Кармелита была уже там, в больнице. На этот раз Баро не стал ей перечить, сам отпустил из Зубчановки. И Рычу велел не следить больше за дочкой.

Кармелита ехала не просто так, в руке крепко сжимала амулет, накрученный вокруг золотой монетки цыганки Ляли. Нелегкая судьба у этого амулета.

Сколько он уже пережил за эти дни. Сколько хозяев поменял. И каждого верно охранял. И не его вина, если хозяин оказывался недостойным амулета…

В больнице Кармелите сказали, что операция прошла успешно, и больного уже перевели в палату. "Ну и хорошо, — отметила про себя девушка. — Для цыгана палатка — дело привычное!"

— Вы куда? — остановил Кармелиту врач, показавшийся ей уже знакомым.

— А я к… — цыганка запнулась, она не сразу вспомнила какая у Миро фамилия; ну, Миро и Миро, а тут законы гаджовские — по фамилии называть нужно. — Я к Миро Милехину.

— К нему нельзя… — строго ответил врач.

— Мне очень нужно… Я только посмотрю на него…

— Да поймите, ему только сегодня операцию сделали. Он сейчас без сознания.

— Я же ненадолго, только на минуточку.

— Я сказал: нельзя. Тем более — посторонним…

— Я не посторонняя! Миро Милехин — мой жених. Врач тоже помнил, что где-то и когда-то видел эту девушку, но никак не мог вспомнить, где и когда. А тут — прострелило! Он с хитрым прищуром посмотрел на Кармелиту.

— Ага, понятно, опять жених. Что-то мне помнится, не так давно вы сдавали кровь для совсем другого "жениха".