Ну надо же. Хотя, конечно, кто чего боится – пыток, позора и унижения многие боятся куда больше смерти. Неудивительно и понятно. Особенно, если нет того, ради чего стоит держаться – но даже если и есть, все равно страшно. Хуже ожидания боя, хуже самого боя и ранения. На этом можно было бы сыграть, если бы не все предыдущее, а теперь разумный и полезный прием казался пошлым и постыдным… и черт с ним с прагматизмом.
- Вы, вероятно, отделаетесь переводом в какой-нибудь вшивый угол.
Верблюд очень хорошо владел собой. Не то что Ширин, при всей ее подложке андроида. Человек реальности, человек войны. Но глаза не солгали – и анализатор не пропустил второй, уже зажатый стальной волей, скачок паники – бригадный генерал Хадад испугался именно этой перспективы.
И выводы из этого следовали... изумительные из этого следовали выводы, если Амар не ударился сейчас в конспирологию и если Хадад не морочит ему голову. Получалось, что бригадного генерала в заговор не вовлекли, а втравили, и не именем Вождя и местными интересами, а, судя по всему, шантажом. И шантажист остался на свободе и при рычагах и все еще может чего-то потребовать, несмотря на то, что заговор развалился. Бред. Чем можно угрожать такому человеку? Чем можно угрожать такому человеку в его нынешнем положении? Этого капитану Хамади не размотать и тем более - не сейчас. Не за один прием.
Фарид аль-Сольх, выздоравливающий
Белое, белое и белое – стена, потолок, белье. Сталь, хром, никель, титан, алюминий: аппаратура. Голубое и зеленое: одежда персонала. Матовое, перламутровое, бликующее, флюоресцирующее, зеркальное: патрубки, провода, емкости. Холодный механистичный натюрморт. Окружающая картинка попросту выталкивала из себя, и Фарид от скуки и злости искал тому причины, и нашел: госпиталь Народной Армии был слишком… атлантистским. Когда-то кто-то в подражательском порыве заложил стандарты оформления, потом они стали данностью, не подвергаемой сомнению – а мы теперь удивляемся, что медицинская помощь вызывает самые скверные ассоциации. Оно же попросту чужое, чужие коды, и опознается как угрожающее не умом, а много глубже, инстинктом.
От тоски он принялся сочинять дизайн для нормальной, человеческой больницы и некоторое время спустя понял - ничего не получится. Поменяй все на естественные изгибы, живые цвета - и поселишь ощущение, что все вокруг ненастоящее. Не лечебное учреждение, а домашняя гостиница средней руки - и никакие местные процедуры на болезнь или ранение, конечно же, не подействуют. Тьфу, сволочь заморская, вот же не только внедрили паттерн, но и запечатали крепко, не вытеснишь.
А еще в голове у него кругами ходила мысль, что на самом деле он не очнулся, а так и лежит щетиной в плюш в том дешевом заведении - и через часок-другой задохнется или захлебнется, или просто помрет от обезвоживания... Вымести из мыслей этот бред было еще сложнее, чем атлантическую больницу. Да, все говорило за то, что Фарид жив и цел и находится у своих, все в порядке - а что-то еще, кроме, сбоку, слева, да, слева и чуть вне головы, надрываясь орало, что ничего не в порядке, плохо все, а будет еще хуже.
Убедить мелкую и вредную врачиху, что с ним благополучно, Фарид не мог – потому что сам не верил.
Результаты обследований от него не скрывали, от отца тем более. Просветили и прощупали на всей новейшей технике, протестировали по всем наличным методикам и никаких сбоев не нашли. Только некоторые вполне объяснимые расхождения с нормами, скоропалительно угасавшие. Он чувствовал себя примерно как после месяца в реабилитационной клинике, фактически так оно и было – бесконечные восстановительные, оздоровительные и укрепляющие вливания, промывания, кислород, ускорители заживления, такие и сякие фаги… хотелось уже влезть по стене госпиталя на крышу, по-промальпинистски, и помахать оттуда наказанию по имени Аммат.
Нервировало другое. Все было неправильно. В первую очередь – отсутствие Штааля и Хамади. Фарид не преувеличивал собственную важность, он просто знал начальство и коллегу, уже успел узнать. Валентин-бей непременно улучил бы хоть минутку, зашел бы справиться о здоровье… Амар тем более – то носился с альбомом, с гипнозом, а потом как похитили. Дело не в занятости. Дело в том, что они услышали.
А услышали они что-то важное и при этом такое, после чего им на Фарида глядеть не хочется. Сам он этого так и не вспомнил. Запись ему не дали. Запись его же собственного допроса. Решили, что ему не надо. Врач сказала, что на самом деле не надо бы, потому что память со временем вернется естественным путем, а подталкивание неизвестно еще как повлияет. Но врач есть врач, а в жайше с такими мелочами как возможность кошмаров сроду не церемонились, мирились, как с компьютерной головной болью. Издержки профессии.