Сторожевая застава

Витька не отставал от тетки, так как вспомнил, что сегодня из самого ранняя не имел и крошки во рту.

Однако по пути его перехватила Росанка.

— Поужинаем, Мирко, в хате — сказала она. Росанка подкладывала Витьке самые вкусные куски.

Сама она почти ничего не ела.

— А тот… Попович не заходил, случайно? — спросила она таким безразличным голосом, будто речь шла о какой-то второстепенной вещи.

— Заходил — ответил Витька наминая куриное бедрышко — Спрашивал о тебе.

— И что?

— А ничего. Поехал за Сулу. Такой печальный поехал…

По Росанкином лицу промелькнула тень. Однако девушка сразу задиристо тряхнула русой косой.

— Пусть потоскует. Это ему не навредит… — она оглянулась и шепотом спросила — Говорят, тебя возили на болото?

Упрашивать Витьку не пришлось. Росанка слушала и время от времени испугано вскрикивала.

— Ой, Мирко… Я б на твоем месте сразу умерла, если б увидела тот глаз… И водяной бугай ревел? Какой ужас!

— Ага, еще как ревел! А дед Овсей начал ему что-то кричать о грушах на вербе.

Росанка пугливо оглянулась на дверь.

— То, видимо, заклинание какое-то — шепотом сказала она — Этот наш дед Овсей… Хочешь, расскажу о нем?

Оказывается, дед Овсей приходился Росанке дальним родственником. Когда-то он был дружинником у переяславского князя, а семья его проживала здесь, в Римове. Было у него две дочки, и еще с ними жил младший дедов брат.

— Такой хороший, люди говорили, был тот брат — рассказывала Росанка — сильный не по летам.

Но однажды под Римовым появилась большая половецкая орда. Половина пыталась прорваться к поселку перешейком между болотами, а другая втихаря переправилась через плавни и ворвалась в Римов, когда там были лишь женщины, старики и дети. Немногие из них тогда спаслись. Из дедовой семьи живым остался лишь младший брат. Но его было трудно назвать живым, по нему прошелся копытами не один половецкий конь.

— Что уж не делал деда, чтобы вылечить его — вела Росанка далее — и вылечил-таки. Но лучше бы он этого не делал, потому что люди ужасались, узрев его брата. И не удивительно — сломанные кости начали расти, куда им заблагорассудится…

Потом дедов брат куда-то исчез. А сам дед Овсей покинул свою службу в дружине и перебрался в Римов навсегда. Ходил и дальше с князем в походы, однако каждый раз возвращался к родительской хате. И как вернется — сразу к болотам. Каждый проточек знал. С закрытыми глазами мог выбраться оттуда. Тогда, видимо, и сошелся дед Овсей с болотным дидьком.

— А теперь деда уж и Бровка к плавням приучает — вздохнула Росанка.

— Какого Бровка? — спросил Витька — Нашего?

— А ты не заметил? Бровко лишь кормится у нас. А чуть что — к деду бежит. И слушается лишь его. Только ты, Мирко, об этом никому… — прошептала Росанка напоследок и направилась на улицу, потому ее уже несколько раз звала мать.

Дед Овсей появился, когда гости заканчивали ужинать. Рядом с дедом возвышался Илья Муровец.

— Может, сестрица, и нас покормишь? — спросил Муровец.

— Да уж покормлю, когда пришли — ответила тетка Миланка — Еще немного осталось.

Того «немного» хватило бы на нескольких Муровцев. Изголодавшийся великан лишь отпихивался.

— Балуешь ты нас, сестрица… Эй, а почему деду лучшие куски подсовываешь?

— Потому что, есть за что — уклончиво ответила тетка Миланка.

Половцы

Витьку еще затемно разбудил Лыдько. Ребята наперегонки скатились к пруду, затем гатью поднялись к Городищу.

У сторожевой башни их встретил кривобокий дед — тот, что вчера рьяно воевал с будяками.

— Вас только за смертью посылать — сердито пробурчал он — Овсей места себе не находит… Вниз по ступеням и направо…

— Знаю — перебил старого Лыдько.

Внезапно дед огрел его по шее.

— Надо добавлять «деда» — сердито напомнил он — А то ишь, одногодок какой нашелся!

Лыдько потер шею и послушно повторил:

— Знаю, деда.

— Вот это другое дело — подобрел дед — Ну, ребята, дай вам Боже счастье и зря под стрелы не лезьте!

Лаз от сторожевой башни к болоту был прокопан с незапамятных времен. Ступеньки были узки и влажны. В темноте отовсюду попахивало трухлявым деревом и плесенью. Впереди тихо хлюпала вода. Немного погодя внизу засерело.

Витька вышел из лаза просто в камыши. Справа, на чистоводье, покачивался десяток лодок-плоскодонок. В одной из них уже сидел Лыдько и о чем-то тихо переговаривался с дедом Овсеем.

Следом за ними из лаза начали появляться ребята из младшей дружины Поповича. И не только они — прибыли отроки из Каневцов, Лящовки, Коврая, Мохнача. Дед Овсей обвел всех внимательным взглядом, пробормотал к себе что-то неразборчивое. Тогда поднялся, взялся за шест и велел:

— Что же, поплыли…

Пробирались узкими корявыми проточками. В густом тумане не было видно даже протянутой руки. Издали до них доносился приглушенный многоголосый гомон, конское ржание, звяканье крицы. Но когда проточек сворачивал в сторону, гомон сразу же утихал. Вместо него слышалось выразительное воронье карканье.

— Ишь, на учту слетелись — тихо буркнул дед Овсей — и правда, не Римов у нас, а Вороновка, как ты, Мирко, говоришь.

Наконец лодка уперлась во что-то мягкое и пружинистое.