Сторожевая застава

Олешко велел Витьке не отходить от него ни на шаг. Кривясь, сел в седло. Они выехали за врата, поднялись к поселку и медленно направились улицей.

То из одного, то из другого дворища доносился торопливый металлический перезвон: мужчины точили оружие. Какой-то древний дед, кривой на правый бок, уже испытывал свой меч — косил им будяки у ворот. Увидев Олешка, прекратил войну с сорняками и кивнул головой.

Олешко вежливо поклонился старому.

— Что там слыхивать? — спросил дед — Далеко те нечестивцы?

— Недавно будто близко были — ответил Олешко — но как услышали, что вы взялись за меч — бросились прочь.

— Тьфу — обиделся на это дед — язык у тебя как помело.

Олешко захохотал и натянул повод. Когда они отъехали, Витька сказал:

— Слушай, Олешко… давно хотел тебя спросить. Все дружинники ходят с длинными чубами, а ты нет. Почему?

— Еще не дорос — беззаботно ответил Олешко — Вот стукнет мне двадцать лет, тогда и отращу чуб-оселедец!

— А зачем он тебе?

— Ну как же! Это знак того, что я княжеский дружинник, а не какой-то бродяга. Эти чубы, Мирко, еще наш давний князь Святослав со своими дружинами носил, вот! А еще он сережку в ухе имел…

— И ты тоже будешь иметь?

— Я нет. Потому что такую сережку носят лишь князья.

— А зачем?

— Ну как ты не понимаешь? Это же так просто! Вот представь себе — мимо тебя едут оружные люди. То сразу видно, кто князь, кто его дружинники, а кто еще до них не дорос.

Они степенно приблизились к дворику тетки Миланки. У ворот Олешко остановился. Попросил:

— Мирко, позови-ка Росанку. Хочу попрощаться с ней.

Витька соскочил со своего конька и исчез за воротами. Вернулся за минуту.

— Ее нет дома — известил он — Куда-то ушла.

Олешко помрачнел.

— Жалко — сказал он — Ну что же, бывай здоров…

— Можно, я с тобой поеду? — попросил Витька.

Олешко ответил не сразу. Он думал о чем-то своем. Видимо, о Росанке.

— Ладно — сказал после некоторого молчания — Но недалеко. Только до Портяной.

Около Портяной суетились едва не все Римовские парни. Были среди них и ребята из младшей дружины Поповича.

— Быстро приплыли — похвалил их Олешко — Пока мы с тобой, Мирко, огибали болото лесом, они уселись на лодки — и напрямик через него!

И правда, большинство ребят были на лодках-плоскодонках. Они раз за разом переплывали на них чистые плеса с кучами накошенного камыша и исчезали в глубине плавней.

— Что они там делают? — поинтересовался Витька.

— О, у них в болоте настоящая крепость! — ответил Олешко — Оттуда они будут обстреливать поганцев. Так и пойдет: мы их в лоб, а ребята будут жалить сбоку.

— А что, когда половцы набросятся на них?

— Не набросятся. Край болота под чистоводьем такая трясина, что и сам дидько не проберется. А на лодках — в самый раз.

Откуда-то внезапно появился Лыдько. Его руки и лицо были напрочь измазаны болотной тиной.

— Прими к себе Мирка — велел ему Олешко — А я пока что за Сулу наведаюсь.

— И я с тобой — опять попросил Витька.

— Э, Мирко, закончились наши с тобой игры — ответил Олешко — Я даже Лыдька с собой не беру на это дело. Ишь, как он надулся!

Витька неохотно перелез в лодку. Лыдько оттолкнулся от берега шестом и камыши спрятали от него Олешкову фигуру.

Несколько раз Витька проезжал мимо этих камышей на коне. Однако ему и в голову не приходило, что здесь, за какой-то десяток шагов от суходола, может что-то быть. Теперь его глазам открылись четыре камышовых островка, которые выглядывали из воды. Ребята засыпали их землей и болотной тиной. Видимо, на тот случай, когда половцы пошлют сюда зажженные стрелы.

От суходола островки защищал плотный, стрелой не проклюнешь, частокол из сырого дерева. Частокол был обставлен еще и толстыми снопами зеленого камыша.

Распоряжался здесь дед Овсей.

— Колья ставьте как можно плотнее — приказывал он — вот так, молодцы. И камыша, камыша не жалейте!

А за миг приникал к окошкам-бойницам в частоколе и звал:

— А ну, Муха, срежь вон тот клок камыша, он все закрывает… А ты, Гурко, не очень старайся, а то останемся перед половцем, как птенцы на ладони. Камыши надо срезать так, чтобы не нас, а мы все видели…

Под вечер, когда работа уже заканчивалась, дед подзывал Лыдька с Витькой и велел:

— Поплывете со мной.

Дедова плоскодонка безшелестно скользила по застывшей поверхности болотного протока. Сам дед стоял на корме и вроде бы неохотно отталкивался от дна длинным шестом.

Вокруг стояла глубокая тишина. Тонкими голосами жаловались тысячи комаров — им недоставало людского общества. Изредка крякали невидимые утки. В стороне промелькнула бобровая хатка. А плоскодонка все сворачивала с одного проточка в другой. Дед будто поставил себе цель, чтобы от тех многочисленных поворотов у Витька голова пошла кругом.

Наконец дед Овсей присел на корму и изгибом локтя вытер увлажненное чело. Лодка остановилась в узкой корявой проточке. С обеих сторон к ней впритык подступили высокие камыши.

— Устали? — спросил Витька — Так, может, я немного погребу?

Дед Овсей не ответил. Он смотрел просто перед собой. Кажется, он даже не слышал Витькину просьбу.