— А хвастун захотел бы заставить меня поверить, что он может. Вы и в самом деле ничего не должны мне доказывать. Я уже видел достаточно, чтобы увериться, что вы — тот человек, который мне нужен. Коркоран, я приехал сюда, чтобы предложить Глантону стать моим заместителем, но сделаю вам то же предложение. Что до ваших дел в Техасе или Калифорнии — они не имеют для меня никакого значения. Я знаю вашу породу людей, и знаю, что вы будете честны, даже если ваш противник задумает недоброе… В Вапетоне складывается ситуация, с которой я не смогу справиться один с теми силами, что у меня есть… Последний год город и поселения вверх и вниз по ущелью терроризируют бандиты, которых я называю «стервятниками»… Это название точно характеризует их. Жизнь и имущество любого человека, любого золотоискателя в опасности. Сорок или пятьдесят человек были убиты, сотни ограблены. Никто с деньгами или золотом не может проехать через нашу местность. Многие погибли, пытаясь защитить караваны, так что теперь компания имеет проблемы с наймом охраны… Никто не знает, кто предводитель этой банды. Есть ряд бандитов, которых мы подозреваем в связях со стервятниками, но у нас нет никаких доказательств, чтобы посадить их под замок. Никто не смеет давать показания против кого-то из них. Если человек даже признает кого-то из тех, кто его грабил, он ничего не говорит — не смеет раскрыть рот. Я не могу никого заставить опознать преступников. Хотя я знаю, что грабители и убийцы ходят по улицам и трутся со мною локтями в барах. Это сводит меня с ума! И ещё… Я не могу винить бедолаг, которые молчат. Любой, кто осмелился бы свидетельствовать против одно из стервятников, был бы тут же убит!.. Некоторые горожане винят меня, но я не могу никого защитить — ни работников, ни золотоискателей. Все эти люди такие жадные, золотая пыль затмила им разум. Мои помощники храбрые ребята, но они не могут быть везде. К тому же среди них нет настоящих стрелков. Если кого-то арестовать, то тут же найдется с десяток горняков, которые скажут за него слово… Только вчера они хладнокровно убили одного из моих заместителей, Джима Гримса… Тогда я послал за Билли Глантоном… Я услышал, что он более чем просто искусен в стрельбе, а мне нужен такой человек. Мне нужен стрелок, который сможет поражать врагов, словно молния, и знает все приемы охоты на людей. Я могу, конечно, арестовать преступника, но иногда от этого мало проку. Дикий Билл Хикок был прав: нужно убивать плохих парней, а в тюрьму сажать только за мелкие преступления.
Техасец нахмурился при упоминании Хикока, которого не любили ни ковбои, ни стрелки, но кивнул, потому что был согласен с методами Дикого Билла. Тот факт, что согласно классификации Хикока, сам он попадал в категорию тех, кого следовало уничтожать, его нисколько не смущало.
— Вы лучше этого Глантона, — продолжал Миддлон. — Доказательство этому то, что Глантон лежит мертвый, а вы — живой. Поэтому я хочу предложить вам, то есть, тебе то же, что хотел предложить ему. — А потом он назвал зарплату, много больше, чем получали маршалы восточных городов. Однако чего-чего, а золота в Вапетоне было много. — И еще ежемесячный бонус, — добавил шериф. — Когда я хочу нанять стрелка, я готов заплатить за это, потому что торговцы и рудокопы ждут от меня защиты.
Коркоран на мгновение задумался.
— Только не просите меня отправиться в Канзас, — подвел он итог своим размышлениям. — После всех этих разборок в Техасе у меня не осталось кровников. Так что, наверное, стоит взглянуть на ваш Вапетон. Я принимаю ваше предложение.
— Хорошо! — объявил Миддлтон. Они обменялись рукопожатием, и шериф не без удовлетворения заметил, что правая рука Коркорана гораздо темнее левой. На этой руке перчатки не было уже многие годы.
— Тогда в дорогу, но сначала нам нужно избавиться от тела.
— Я заберу его пистолет и лошадь, и отправлю их его родственникам в Техас, — проговорил Коркоран.
— А тело?
— Грифы о нем позаботятся.
— Нет! — запротестовал Миддлтон. — Давай-ка лучше, как минимум, завалим его кустами и обломками.
Коркоран только пожал плечами. И отнюдь не мстительность порождала его черствость: ненависть к светловолосому стрелку не распространялось на валявшееся на земле бездыханное тело. Просто стрелок считал подобные похороны бессмысленной тратой времени. Он искренне, сильнее, чем это свойственно, скажем, индейцам или испанцам, желал всех видов погибели живому Глантону, но к мертвому телу не испытывал никаких чувств; он был просто равнодушен. Коркоран не ждал, что, случись с ним последняя в жизни неприятность, кто-то станет хоронить его труп, а не бросит его просто валяться на земле, и мысль о том, что грифы станут рвать его мертвое тело на куски, ничуть не волновала стрелка. По сути своей он был скорее язычником, чем добрым христианином. Для него тело человека после смерти было всего лишь тушей, которая гниет и уходит в почву, которая его породила.