Стервятники Техаса

В мгновение ока соскочив с нар, ковбой встретил охотника метким ударом в зубы. Элкинс сплюнул багровую слюну, испустил кровожадный вопль и нанес долговязому удар поддых с такой страшной силой, что тот согнулся пополам, словно был сделан из мягкой проволоки. Еще мгновение — и оба заключенных, бросившись друг на друга, вместе повалились на пол.

Ричардс заметно уступал охотнику в массивности, но ростом был не ниже своего противника, а цепкостью и мускулистостью превзошел бы матерого волка. Ни тот, ни другой понятия не имели о борцовских приемах и премудростях бокса, но оба выросли среди переселенцев, поэтому пытались одолеть друг друга с неистовостью и рвением двух сцепившихся гризли.

Они брыкались, кусались, пытались выдавить друг другу глаза и вывернуть челюсть и перекатывались взад-вперед по полу, ударяясь о нары и налетая на стены. Когда им удавалось вырваться из захвата противника, они без промедления, с некоей первобытной одержимостью начинали новый обмен ударами, оставаясь глухими к нарастающему шуму беснующейся на улице толпы и вообще ко всему на свете, за исключением единственного желания — растерзать друг друга в клочья. Противники не прибегали к хитрым защитным уловкам и маневрам и наносили каждый удар в полную силу, рассчитанную на убой.

Очередной такой удар, достигнув цели, снес Ричардсу ухо — теперь оно свисало с головы на лоскутке плоти.

Ковбой отшатнулся к стенке и попытался пнуть Элкинса в пах. Он вложил все силы в этот удар, но охотник поймал его за лодыжку, вывернул и, когда Ричардс с грохотом растянулся на полу, прицельным ударом мокасина расплющил ему губы и выбил половину зубов.

Потом Элкинс со звериным ревом прыгнул на поверженного врага, упер колено ему в живот и, схватив Ричардса за горло, с такой яростью принялся колотить головой о бревенчатую стену, что ковбою стало ясно: еще несколько ударов — и помощь ему уже не понадобится.

— Стой! — задыхаясь, выдавил он.

Ричардс являл собой безотрадное зрелище: один глаз превратился в узкую щелку, ухо почти отвалилось, кожа на лице была ободрана, нос представлял собой кровавое месиво, губ будто вовсе не существовало.

— Я тебе скажу…

— Только живо! — выдохнул Элкинс, выплевывая изо рта обломки выбитого зуба. Кровь окропила его бороду, бизонья шкура на груди порвалась в клочья, в прорехах виднелась густо заросшая, вздымающаяся от напряжения могучая грудь. — Поторапливайся! Эти сволочи уже совсем близко!

Его руки, как чугунные тиски, продолжали сжимать шею жертвы.

— Когда я сюда попал, у меня с собой была бутылка виски, там еще порядком оставалось, — прохрипел Ричардс. — Я добил ее и завалился на нары спать. И вдруг проснулся и слышу: Роджерс и Чейзем о чем-то совещаются. Наверное, увидали пустую бутылку и подумали, что я дрыхну без задних ног. Потом, когда сюда втащили тебя, Роджерс и говорит: «Лучше ночки, чем эта, для нашего дела не найти». Еще он сказал, что сначала думал поджечь дом и успеть все провернуть, когда народ повалит на пожар. Но потом узнал, что после того, как ты пришил Керби, толпа и без того собралась, ведь тут каждый второй — дружок Керби. А на линчевание народ клюнет еще быстрее, чем на пожар. Поэтому, говорит, будем действовать сегодня. И Чейзем ответил: «Давай!»

— Ну, и что они задумали сделать? — пророкотал оторопевший Элкинс.

— Ограбить банк! — выпалил Ричардс. — Я слышал, как они об этом говорили!

— Так они же сами на стороне закона! — изумился Элкинс.

— Ну и что? Я помню Чейзема еще по Неваде. Он был там обычным громилой. Почему он должен вдруг измениться? А кто знает, что за птица этот Роджерс? Сам он не рассказывает, чем занимался раньше…

В истинности слов ковбоя сомневаться не приходилось. Элкинс отлично знал, что в коровьих слободках первый и, часто, единственный довод в пользу назначения того или иного человека на должность блюстителя порядка — его сноровка в обращении с оружием. Никому и в голову не приходило интересоваться прошлой жизнью таких людей. К примеру, Хендрик Браун, судебный пристав из Колдуэлла, раньше «трудился» в известной банде Крошки Билли, а Джон Уэсли Хардин занял должность заместителя шерифа в Эйблине, когда в Техасе назначили вознаграждение за его голову.

Охотник за бизонами одним прыжком взвился на ноги. За стенами тюрьмы бесновалась толпа, и это заставило его перейти от отвлеченных рассуждений к осознанию того, что он угодил в крайне затруднительное положение. Зловещий топот множества ног надвигался с дороги вместе с яростной божбой и проклятиями.

Нет на свете звука ужаснее, чем рев человеческого стада, которое жаждет настичь и растерзать одного из своих. Ричардс, хотя ярость толпы не была направлена на него, заполз на нары и прижался к стене, втянув голову в плечи. Элкинс заворчал, как старый упрямый бык, в очередной раз желающий показать характер. Борода его ощетинилась, в глазах полыхнуло пламя. Одним прыжком оказавшись у окна, он обеими руками схватил один из толстых железных прутьев, которыми оно было забрано.