Стервятники Техаса

Беглецу оставалось сделать еще пару шагов, чтобы оказаться за порогом салуна, после чего он, вероятно, растворился бы в ночи, но в этот миг в дверном проеме показалась тощая долговязая фигура некоего Чейзема, помощника судебного пристава. Услышав крики, Чейзем среагировал так, как и подобает человеку его профессии, — со скоростью и неумолимостью стальной мышеловки.

Элкинс резко остановился. Его колоссальных размеров кулак уже начал замах, но так и не успел завершить. Рука, способная метнуть нож с такой силой, что клинок пронзил бы человека насквозь, уступила в проворстве руке Чейзема. Никто даже не заметил, когда помощник пристава выхватил из кобуры револьвер: просто что-то полыхнуло голубоватым блеском, а в следующий миг из дула с грохотом вырвался сноп пламени. Элкинс судорожно дернулся, отпрянул назад, качнулся и рухнул ничком на пол. Его разжавшиеся пальцы выпустили рукоять обагренного человеческой кровью тесака.

Когда охотник за бизонами пришел в себя, он первым делом почувствовал саднящую боль в голове, и только потом ужасно удивился, что остался жив после того, как его в упор расстрелял Чейзем. Он осторожно ощупал череп и обнаружил корку спекшейся крови. Пышная шевелюра слиплась. Элкинс выругался. Пуля, оказывается, только чиркнула по коже и на время вывела его из игры. По-видимому, яркий свет из-за спины мишени помешал вошедшему с темной улицы Чейзему прицелиться точнее. То, что противник не стал перевязывать его рану, Элкинса нисколько не возмутило, он даже не обратил на это внимания. Вся его жизнь прошла на самых дальних рубежах цивилизации, в постоянном общении с дикарями, и он перенял у них непреклонную твердость духа и умение презирать боль.

Он лежал на грубой деревянной койке, небрежно покрытой обтрепанным одеялом. Чертыхаясь, Элкинс приподнялся и машинально пошарил в поисках своего тесака, который всегда висел у него на поясе слева, рукоятью вперед. Но, как нетрудно было догадаться, ножны оказались пусты.

Охотник начал озираться по сторонам и вдруг услышал рядом язвительный смех. Элкинс злобно ощерился.

Итак, он был там, где и полагалось, — в тюрьме. Тюрьма представляла собой строение из наструганных бревен, с единственной комнатой, единственной дверью и единственным зарешеченным окном.

Впрочем, если бы окно даже не было забрано решеткой, человек телосложения Элкинса мог распрощаться с надеждой протиснуться в него. В комнате стояло две койки, и на одной из них сидел человек, который смеялся над Элкинсом Гризли.

Охотник смерил своего сокамерника самым нелюбезным взглядом. Он узнал его — это был некто Ричардс, тощий чернявый ковбой с плутоватыми глазками.

— Ну как тебе нравится это место, приятель? — спросил ковбой приунывшего охотника.

— А как, по-твоему, оно должно мне нравиться, образина ты кривоногая? — пророкотал Элкинс. Голос, привыкший перекрикивать буйные ураганы бескрайних долин, не умел звучать иначе. — Подожди, доберусь я до это вшивого шерифа и до его цепного пса! Весь город вымощу их костями!

— Что-то ты разошелся, приятель, — усмехнулся Ричардс.

— Тоже мне, чистоплюй выискался! — рявкнул Элкинс. — Можно подумать, ты по своей воле здесь сидишь.

— Я здесь сижу за пьянку и за нарушение общественного порядка. Но убивать я никого не убивал.

— А кто убивал-то?! — моментально вскинулся Элкинс.

— Ты. Ведь ты замочил Джима Керби.

— Брехня! Если я прикончил заразную пиявку, это не называется убийством. И помяни мое слово: после того, как я выйду из этого сарая, еще кое-кто поплатится своими потрохами.

— После того как ты выйдешь из этого сарая, — с мстительной назидательностью заметил Ричардс, — ты послужишь украшением какого-нибудь крепкого сука. Вот, слышишь?

Элкинс навострил уши. Наряду с обычными в это время суток звуками, ночной ветер разносил по коровьей слободке жуткий, набирающий силу рев обезумевший толпы. Охотник сразу понял, чего требуют эти люди.

— Я знаю, здесь полно ублюдков, которым не терпится увидеть меня в петле, — прорычал он, — но судебный пристав не зря получает свое жалованье! Он их приструнит.

— Ты так полагаешь? — осклабился Ричардс, явно довольный своей осведомленностью. — А я бы на твоем месте не особо рассчитывал на Джоэля Роджерса, а тем более — на его помощника.

В следующее мгновение Элкинс уже стоял посреди комнатушки. Казалось, он не просто заполонил ее своим массивным телом, но и выкачал из нее весь воздух, задохнувшись от распиравшей его ярости.

— Ты это о чем, а?

— Да ни о чем, — хмыкнул Ричардс. — Я знаю кое-что, чего не знаешь ты, ну и что с того? Поверь, тебе от этого не будет ни холодно, ни жарко. Осталось подождать всего два-три часа, и…

— Ах ты, паскуда! — прогремел Элкинс, сверкая глазами и тряся всклокоченной бородой. — А ну, выкладывай, к чему ты клонишь!

И, как самый настоящий гризли, он кинулся на сокамерника.