Стефан Цвейг

Нам остается только догадываться, о чем еще Цвейг говорил с талантливой молодежью в кафе «Beethoven», в круге, куда входил и Фонтана. Кто знает, ведь вполне может быть, именно благодаря таким встречам Оскар Фонтана стал крупным романистом и написал «Путь сквозь гору», «Ангел милосердия», «Дыхание огня». Я искренне верю, что в нагрудном кармане военной формы в годы Первой мировой он носил аккуратно переписанные от руки тетрадные страницы стихов и прозы Цвейга. В 1919 году Фонтана издал роман «Возрождение», а через девять лет – роман «Пленница Земли». В 1933 году на писательском съезде в Рагузе он стал инициатором антифашистской резолюции австрийского Пен-клуба, представители которого после 1938 года почти все оказались в нацистских лагерях.

Оскару повезет больше других: он выживет и после войны станет художественным руководителем национальной австрийской газеты «Neue Österreich», создаст Австрийский книжный клуб и на протяжении пяти лет (1959–1964) останется президентом Австрийской ассоциации писателей.

* * *

На этом «кафешные истории», связанные с именем Цвейга, не заканчиваются, а только расширяют свой круг и необъятный ассортимент встреч, простиравшийся от венской Рингштрассе и кафе «Bazar» в Зальцбурге до берегов вечнозеленой Бразилии и Аргентины. Завершить эту главу хотелось бы воспоминаниями советского писателя Владимира Лидина, когда он второй и последний раз в жизни встретился с Цвейгом. Это произошло в Гамбурге в 1932 году: «Мы шли под дождем по широким улицам Гамбурга. Цвейг бережно, забывая о себе, держал зонт надо мной. Он вел меня обедать в какой-то самый старинный и дорогой ресторан». Лидин описывает, как Цвейг в ресторане с неподдельным увлечением следил за процессом приготовления кофе, без которого давно уже, как его кумир Бальзак, не представлял свою жизнь и продуктивный процесс творчества.

«Цвейг, внутренне довольный, заказал какой-то необычайный суп из черепахи и после обеда потребовал особенный кофе, для приготовления которого была привезена на тележке целая химическая фабрика из колб и перегонных трубок. Его необыкновенно занимало, как капля за каплей натекал кофе из перегонной трубки в чашку и как богатые ганзейские люди с неодобрением косились на него… Ему хотелось продлить этот необычный обед с химической фабрикой, изготовлявшей кофе. Он должен был закончить день в каком-нибудь портовом кафе, где собираются самые разнообразные люди со странностями, которые он неизменно хотел разгадать»{120}.

Шесть месяцев в Париже

Едкая кислота, именуемая Парижем, одних разлагает и разъедает, других заставляет осесть на дно; одни исчезают, а другие, напротив, выкристаллизовываются, отвердевают и каменеют{121}.

«В подарок на первый же год обретенной свободы{122} я решил преподнести себе Париж. Дважды побывав в этом непостижимом городе, я был знаком с ним лишь поверхностно; я знал, что тот, кому довелось в молодости провести здесь хотя бы год, проносит сквозь всю свою жизнь несравненную память о счастье. Нигде юность не находит такой гармонии разбуженных чувств с окружающим миром, как в этом городе, который раскрывается перед каждым, но которого никому не познать до конца»{123}.

С первого пребывания во французской столице осенью 1902 года Стефан взял за правило обязательно посещать кафе «Vachette» («Коровка»), располагавшееся на углу улицы де Эколь и бульвара Сен-Мишель в его любимом Латинском квартале. Это прославленное в кругах французских литераторов заведение появилось еще во времена Первой империи{124} под названием «Café des grands hommes», кафе великих людей, и только в 1855 году поменяло название. Писатель прекрасно знал, что именно в этом месте еще каких-то двадцать лет назад собирались бойкие студенты, мечтающие стать репортерами и журналистами. Допоздна заседали и в спорах за бокалом портвейна рождали истину свободолюбивые поэты-символисты; спившиеся богемные литераторы, столпом и символом которых являлся «невысокий, с лохматой бородой, с обвисшими усами, скуластый, с монгольской прорезью глаз»{125} первый лирик эпохи, prince des poètes[6] Поль Мари Верлен.

Рядом с ним в часы печали и радости находились верные последователи, такие как французский поэт греческого происхождения Жан Мореас, автор прославленного «Манифеста символизма», собственно и придумавший термин «символизм». В «Vachette» Мореас имел привычку разворачивать официантов с заказанным блюдом обратно на кухню, жалуясь, что тарелка с принесенной отбивной грязная или что шампанское имеет неприятный запах. Директора заведения подобные выходки нисколько не пугали, он шел на маленькую хитрость и учил официантов поворачивать блюдо грязной стороной от клиента, а при необходимости разбавлять дорогие шипучие напитки обычной водой.