Стефан Цвейг

«За эти годы я многому научился у него, потому что в своей скромной, для публики почти подземной жизни он столь великолепно продемонстрировал достоинства художника, ставшие редкостью: независимость. Он не зависел от славы, его не волновало, много о нем говорят или нет, хвалят ли его крупные газеты или забывают. Он не был зависим от денег, потому что ненавидел роскошь как излишнюю и опасную патологию современного общества. Жить в двух комнатах, посидеть с друзьями в маленькой гостинице, покопать землю в течение месяца в своем загородном доме и честно вести свою критико-художественную деятельность – этого ему было достаточно».

* * *

В одиночестве бесцельно прогуливаясь по набережным или передвигаясь на омнибусе с Монмартра на Монпарнас, Цвейг за один световой день успевал посетить сразу несколько облагороженных цветами террас «любого из десяти тысяч кафе», откуда отправлял письма и открытки парижским, берлинским, брюссельским друзьям. С любопытством наблюдал за шумными компаниями студенток-француженок, с каждой из которых, по собственному признанию, мог «одинаково легко завязать и оборвать» короткую интрижку.

Однажды, заприметив издали Верхарна и не выдавая себя, он пустился «следить за его странствованием» по многолюдным портовым улочкам и мокрым пристаням. С неугасимой жаждой и страстью в том, что касается людей – «мне кажется, что в мире нет радости более чистой, чем познавать человеческое», – их фобий, отличительных характеристик, психологических особенностей и душевных терзаний, он наблюдал за прохожими, пытаясь, подобно Бальзаку, по внешнему виду определить их финансовое положение, профессию, социальный статус, уровень интеллекта и эрудиции. Мысленно заключая сам с собой пари, угадывал намерения прохожих, их внешне непроявленные спортивные достижения, творческие способности, талант скрипача или пианиста по форме пальцев и по осанке.

Каждое утро он высматривал в бульварной прессе объявления букинистов и книжников, читал рецензии о выставках и театральных премьерах. Никуда не спешил, всё и всех внимательно успевал созерцать и оценивать, очень много читал, писал, запоминал и поистине в 24 года был совершенно счастлив, окончательно поверив, что «в сущности, в Париже для хорошего настроения не так уж обязательна весна».

Свою тогдашнюю игру по наблюдению за прохожими он через тридцать лет детально описал в новелле «Неожиданное знакомство с новой профессией»{133}: «Я могу часами наблюдать за дорожником, как он вздыбливает асфальт электробуром, и, глядя на него, я так остро ощущаю его работу, что каждое движение его вздрагивающих плеч невольно передается и мне. Я могу без конца стоять перед чужим окном и выдумывать жизнь незнакомого человека, который здесь живет или мог бы здесь жить, я могу следить за прохожим или часами идти за ним по пятам, притянутый, как магнитом, бессмысленным любопытством, ясно сознавая при этом, что поведение мое покажется непонятным и глупым всякому, кто случайно обратит на меня внимание, и все же эта игра увлекает меня сильнее, чем любое театральное зрелище…»{134}

Не случайно события, описанные в этом произведении, происходят именно в Париже. Колоритными, яркими образами и красками Цвейг рисует картину чудесного весеннего города. Дает читателю вволю побродить и надышаться потоком свежего воздуха, который «…таял во рту, как карамелька, сладкий, прохладный, влажный и сияющий, квинтэссенция весны, чистейший озон». Он общается с Парижем, как со своим лучшим старым другом, переходит сразу на «ты» и говорит: «Ну, Париж, начинай, выкладывай, покажи, чему ты за это время научился… Не скупись, скорее, покажи себя, покажи, на что ты способен… вот я сижу и жду, готовый воспринять тебя, у меня есть и досуг и охота смотреть, и слушать до тех пор, пока не зарябит в глазах и не замрет сердце».

Цвейг не преминет подробно рассказать об упомянутом аукционном доме в отеле «Drouot», «потому что всегда проводил там чрезвычайно волнующие, поучительные и в то же время занимательные часы». В своей излюбленной манере сравнений и противопоставлений (этим приемом он будет пользоваться во всех произведениях) опишет представленные в залах предметы искусства, литературы, мебели, быта; вывернет наизнанку блеск и роскошь отеля, в котором «представлен в миниатюре весь вещный мир Парижа». И тут же перебросит мостик от вещей к людям, мастерски классифицируя их по категориям и разрядам важных и менее значимых персон, гостей, богачей, толстосумов, которых сам начиная с 1904 года наблюдал и запоминал в этом вавилонском столпотворении легендарного аукционного дома.